Эмигрантские тетради: Исход - страница 3
Текст Федора Челнокова изначально представлял собой рукопись, состоявшую из 16 пронумерованных тетрадей. Тетради не были разбиты на главы в соответствии с предметами, о которых идет речь: это были воспоминания в той изначальной форме, в которой они записывались Федором. Текст не был как-либо правлен самим автором, и новые воспоминания, к которым он возвращался, писались в продолжение уже написанного, а не вставлялись в соответствующее место в более раннем тексте, где о предмете шла речь.
Оригинальный текст рукописи распадается на две различных по содержанию и манере письма части. Первая описывает эмиграцию из России и скитание по Балканам с последующим возвращением в Крым, вторая содержит воспоминания о московской жизни. Дневник эмиграции, публикуемый в настоящем издании и названный нами «Исход», описывает путь русской делегации, возглавляемой Михаилом Челноковым и представляющей Белое движение. Часть дневника, описывающая повторное бегство из России, судя по обнаруженному письму дочери, Лидии Челноковой, была утрачена еще в Сербии.
Первая тетрадь
Ялта – Одесса
Друзья мои, милые и дорогие, друзья, нет дня и часа, чтобы я не думал о вас и чтобы сердце мое не болело о вас[1]. Слава Богу, слухи доходят до нас, что Крым освобожден и думается, что живете вы опять в сносных условиях, если только недостаток питания не дает себя чувствовать. Тем больней думать мне о вас, что живем мы здесь с Михаилом Васильевичем[2] и В. Н. Смольяниновым в весьма хороших условиях. Правда, что великое по неожиданности бедствие, заставившее нас бежать из Одессы, было потрясающе, а для меня невыносимо, ввиду насильственной разлуки с вами, но теперь эти переживания отошли довольно далеко назад. Факт остался фактом, и приходится терпеть и ждать того счастливого момента, когда можно будет нам опять соединиться.
[Я выхал из Ялты в среду, 13 марта[3] 1919 года, на пароходе «Константин». Еще в Ялте, сидя на палубе, мне почему-то думалось, что эта поездка, рассчитанная всего на дней восемь – десять, принесет что-то неприятное. Одно то, что пришлось ехать 13-го числа, да еще в среду, поддерживало это предчувствие, но в то же время, желая себя успокоить, я задавал себе вопросы: что же может случиться? Правда, в городе поговаривали о скором приходе большевиков, но к этим разговорам все уж привыкли и настоящей цены им не давали.
Мои предчувствия еще поддерживались странным сном, который я видел за несколько дней до отъезда. Сон был странен и потому, что вообще я снов почти никогда не вижу. Сон заключался в том, что какой-то большевик меня ударил, тогда я размахнулся палкой и сильнейшим образом хватил его вдоль головы. Тогда большевик, обратясь ко мне своей скверной рожей, говорит: «Ну, помни апрель месяц». И действительно, наступавший апрель принес мне самые тяжелые переживания. Еще почему мне неприятно было выезжать 13 марта, было то, что год назад в этот самый день мы со Швецовым выехали в Симферополь в надежде проехать в Москву, но, кроме неприятностей и простуды, из этой поездки ничего не вышло. Однако мои плохие финансы все-таки заставили меня уехать в Одессу, где незадолго перед тем Франше д‘Эспере[4], командовавший там всеми французскими силами, высказался, что честь Франции требует, чтобы Одесса и ВЕСЬ юг России были ограждены от нашествия большевиков. Кто же в то время мог полагать, что честь Франции подобна флюгеру, а слова их верховного командования ложь?