Я заледенело стою на балконе. Я смотрю в глубину комнаты, наплевав на прекрасно молчаливых прохожих. В тонком шелковом халате, спадающем с одного плеча, ты скользишь по комнате, словно не замечая меня. Твои волосы собраны, тонкая шея обнажена. Руки нежно касаются плеч: тебе холодно от вечерней прохлады, тянущейся с улицы. Ты протяжно вздыхаешь, незаметно поглядывая на меня, взывая подойти поближе. Белая кожа не скрывается под тонким халатом: он вдруг неожиданно распахнут, чтобы я видел, чтобы я знал. Ты молчаливо игрива, и я поддаюсь. Опять. Сколько ни противься, снова притяжение. Ты любишь меня, а я люблю больше.
На балконе стало совсем одиноко. Я вывожу тебя на него, закутывая в простыни и плед, лишь бы ты стояла рядом. Мой мятный запах уже не раздражает тебя, и ты ловишь едкий дым своими губами, иногда оттого начиная кашлять. Прохожие внизу смешат своей спешкой, а лодки, идущие по тихой воде, нагоняют тоску. Ты поешь бродвейские песни, меняя слова и мотивы, внедряя в них свои мысли и истины. Холодные пальцы жгут горячей любовью, а от кожи тянет сладкими фруктами. Оттого ты, наверно, столь и мила, раз сумела заставить меня забыть о звездах вверху и найти такие на пустой и черной земле.
Светлая кожа. Одинокий луч. Темный подвал. Разбитые руки железной дрожью раздражают болью плечи. У стены холодно и страшно, на полу стало безопаснее всего. Где-то, кажется, в звучной дали раздается смех: наверху многолюдно и праздник. Там тепло, красивые лица улыбаются, тела прикасаются с нежностью и заботой друг к другу. Сегодня все прошло легче, сегодня стало свободнее.
Блеклые глаза. Соленые слезы. Мерцающие огоньки. Мною познаны все возможные пытки, и сдаваться больше не имеет никакого смысла. Знать их повадки, знать каждый взмах ладони, что прикоснется к лицу: они злились слишком долго, чтобы не ослабить хватку к самому концу. Сегодня все неожиданно успокоилось, сегодня все в сборе.
Рваные губы. Металлический вкус. Запах сырости. С дорогими запасами здесь хранят ненужные вещи, что стали до страха полезны мне. Нервно слизывать кровь и дергаться от пробегающих по коже мурашек. Все на свете неважно, пока идет молчаливая разведка собственного спокойствия. Ароматы вина и сыра раздражают, напоминают о бесконечном голоде и желании мстить разъяренными, хоть и ослабленными руками. Сегодня все стало проще, сегодня никто больше не придет.
Впалые щеки. Звучный вздох. Бетонный пол. На улице жуткий ливень, потому даже связь здесь работает нестабильно. На генераторе можно прожить пару славных дней, а пропажи хватятся не сразу. Бессмертием будут пахнуть мои руки, когда все закончится. Яркие глаза будут наблюдать, постепенно всматриваться в собственное падение в низину. Сегодня все пройдет гладко, сегодня офицер не дозвонится в гуще события.
Разбитый нос. Стук капель. Забитые полки. В этом неприятном положении, прикованный собственным неуверенным страхом, ощущение связанности рук особенно сильно пугает. Глаза привыкли к этой темени, фонарик просто ослепит такое жестоко запрятанное животное. Шуршание от передвижений среди полок напоминает мышей, и самому становится мерзко и жутко, будто они бегут прямо по мне. Сегодня последние дни страха, сегодня настанет расплата.
Оскаленные зубы. Шелест ветра. Случайная тень. Скрип двери пугает больше грома. Легкие шаги выдают присутствие женщины. Ее слова все еще направлены к тем, кто остался наверху; советуются в выборе и моменте. В ответ ненавязчивое и смешливое. Им спокойно и приятно в этом доме, будто опасности больше нет. Прятаться за вещами и не выдавать себя – все еще единственный выход. Сегодня дело будет доведено до конца, сегодня часы не для всех пробьют полночь.
