Здесь литературному персонажу по имени «Владимир» приписаны чувства, действительно испытанные десятками и сотнями тысяч живых людей, которые со страхом узнавали, что их посмертная участь находится всецело в руце Божией. У Владимира, рожденного и воспитанного на языческом севере, не было внутренней предрасположенности к христианству, как у его братьев, сызмальства находившихся при дворе княгини Ольги. Душе его для обращения необходим был сильный внешний толчок, и впечатляющая картина Страшного суда вполне могла дать его мыслям нужное направление.
Стоит отметить, что тема загробного воздаяния присутствует в церковном уставе Владимира, который грозит ослушникам церковных правил «перед Богом… отвечати, на Страшнем суде, пред тьмами ангелов, и деже каждого дела не скрыються, благая или злая, идеже не поможет никтоже кому, но токмо правда избавить от вторыя смерти, от вечныя мукы… от огня негасимаго. Господь рече: в день месть воздам, содержащим неправду в разуме, тех огнь не угаснет, и червь их не умрет; сотворившим же благая [идти] в жизнь и в радость неизреченную, а сотворившим злая… неизмолим суд обрести». Не исключено, что здесь мы имеем дело с неизбывным духовным переживанием самого автора устава, навсегда завороженного грозными отблесками адского пламени. Во всяком случае, имеющиеся свидетельства о второй половине жизни Владимира показывают, что обращение его было непритворным, и, следовательно, обещая Василию II креститься, он не лицемерил и не вел беспринципную политическую игру ради того, чтобы любой ценой заполучить в жены царевну Анну. Политика и религия сплелись здесь настолько тесно, что их просто невозможно отделить друг от друга.
Духовные беседы с севастийским митрополитом, по-видимо-му, и в самом деле произвели на Владимира глубокое впечатление, ибо тотчас по их завершении он объявил о своей незамедлительной готовности креститься. «Переговоры закончились тем, что царь русов принял христианство», – свидетельствует Абу Шуджа. Его известие имеет хронологическое соответствие в древнерусских произведениях XI в., где обращение Владимира также отнесено к 987 г. Так, в «Памяти и похвале Владимиру» Иакова Мниха сказано: «И седе в Киеве князь Володимер… месяца июня в 11, в лето 6486 [978 г.]. Крести же ся князь Володимер в десятое лето по убьении брата своего Ярополка», то есть в 987 г.[132] Вероятно, обряд крещения был совершен над ним в июле – августе, самое позднее, в начале сентября этого года.
Труднее решается вопрос о месте, где крестился Владимир. Как уже говорилось, в XII в., когда окончательно оформилась «корсунская легенда», официальное предпочтение летописцев было отдано Корсуни. Правда, начатки понятия о научной добросовестности не позволили им скрыть того факта, что, наряду с их мнением на этот счет, существовали и другие: «Се же не сведуще право [не знающие истины] глаголют, яко крестился есть в Киеве, иные же реша – в Василеве, другие же инако скажут; крещену же Володимеру в Корсуни».
Сказание об «испытании вер» и «Речь философа», взятые как самостоятельные произведения, действительно предполагают обращение Владимира, так сказать, «на месте», в его княжем тереме[133]. Историко-филологическая критика «корсунской легенды», выявившая ее литературное происхождение, по крайней мере в части, касающейся Владимирова крещения, придала вес показаниям «несведущих», побудив многих ученых высказаться в пользу Василева (княжеской резиденции на реке Стугне) или Киева
