Он не мог вспомнить как его зовут и каким образом здесь оказался. Ничего из прошлого не всплывало, кроме щемящей боли и тоски по кому-то очень дорогому. Может со временем что-то восстановится в памяти, а пока нужно выполнять команды этого человека, чтобы не было больно. Он последовал дальше за тюремщиком. Яркий солнечный свет появился так же внезапно, как они вышли на улицу. Он защипал глаза, заставив их слезиться и щуриться. Голова снова взорвалась. Они дошли до двухэтажного строения, тронутого пожаром, от которого остались черные следы копоти на потрескавшихся беленых стенах. Зайдя внутрь, его взору предстал огромный коридор, освещенный бледным безжизненным светом. Когда-то он уже видел такой. Почему-то коридор ассоциировался у него со смертью. Но Тридцатьнольтри не был мертв, ведь он чувствовал боль, холод, страх и ещё непонятное с чем связанную тянущую тоску. Хотя может это и есть то пекло, куда попадают души грешивших в мирской жизни. Странно, но он знал, что это было правилом греческой церкви, хотя что это за церковь и кто такие греки он не мог вспомнить. Тюремщик завел его в одно из помещений, где сидела женщина в белом халате. Она была привлекательна. Ее каштановые волосы струились по плечам, скрываясь за спиной. Красивое тонкое лицо, аристократический взгляд, маленький прямой нос, полные губы, цвета спелой вишни. Белый халат не мог скрыть изящества ее стройной фигуры. Тридцатьнольтри засмотрелся на неё, почувствовав, как его сердце начинает учащенно биться. Он хотел обладать ей. Получив тычок в спину, заключенный по инерции, сделал несколько шагов в направлении доктора.
– Кого привел? – Строгим, уверенным и очень женственным голосом спросила она охранника.
– Взяли во время операции, Александра Юрьевна. Около него граната взорвалась, но он продолжал биться контуженный. Когда парни смогли его повалить, то хорошенько попинали – он трех наших зашиб. Посмотри не сильно ли уделали, когда сможем к работе привлечь.
– Хорошо, подожди за дверью.
– Не боишься с этим зверем остаться наедине?
– Этот зверь еле на ногах держится. Боюсь только, чтобы он тут не обделался, а то убирать придется.
– Не переживай. Сам и уберет. – На этих словах охранник вышел в коридор.
Доктор подошла к Тридцатьнольтри и стала ощупывать его тело. От прикосновения нежных рук к ребрам он вздрогнул, хотя старался не показывать боль перед этой женщиной неземной красоты.
– Подними руки, – строгим голосом сказала она.
Он подчинился и ощутил острую боль, терпеть которую было невыносимо.
– Ясно. Сядь на кушетку, – доктор указала взглядом на лавку.
Тридцатьнольтри выполнял беспрекословно команды этой очаровательной женщины, стараясь угодить ей во всем. Она осмотрела его голову, затем взяла молоточек и сказала:
– Следи глазами за кончиком молотка.
Он следил сколько мог за тем, как девушка водит молотком вправо-влево, вверх-вниз, пока его не вырвало. Желудочный сок вперемешку с кровью испачкал пол кабинет.
– Ясно, – произнесла она. – Дмитрий, заходи.
Из коридора зашел лысый. Увидев бардак, устроенные пленником он с грозным видом, не обещающим ничего хорошего, направился в сторону заключённого.
– Не трогай его, – строгим голосом приказала доктор. – У него сломаны три ребра и сильное сотрясение мозга. Минимум две недели на восстановление в стационаре.
– Расписку то хоть напиши.
Доктор быстренько что-то вывела на белой бумаге и передала Дмитрию.
