Иван догнал старшего ногая и хлопнул его по плечу:
– Ладно, ногай, не серчай, то воля казацкая. Что в степи, то наше.
– Будет тебе воля, – прошипел про себя старший ногай. – Воля и царская милость.
Ногайский посол хорошо знал суровый нрав русского царя, смертию лютой казнившего что простого смерда, что родовитого боярина. Никому царь спуску не давал. Держал царство свое Иван в ежовых рукавицах. И катился по земельке русской не то стон, не то бабий плач. Сразу и не разберешь. Знал это ногай, потому и не беспокоился. А настоящее письмо от хана, не подложное, было хорошо зашито в подол кафтана и давало ему уверенности, что голова его останется на плечах.
– Глупый ты, ногай, зря, что посол, – усмехнулся Иван. – Вон, и ичеги у тебя какие добрые, и кафтан, что у самого султана, а несешь такую ересь, прости, Господи…
Кольцо сплюнул на землю и, пришпорив коня, устремился вслед за остальными казаками.
– Иван, ночь скоро, – произнес один из казаков, глядя на затянутое тяжелыми тучами небо. – Надо бы где-то переночевать.
– А что, казаку уже степь не дом? – прохрипел Кольцо. – Хотя юрту бы сейчас не помешало. И ногаи под присмотром будут.
– Дмитро, вон дым за холмом поднимается, – Иван указал на север одному из казаков, на ходу раскуривавшему трубку, – поди-ка, юрта стоит. Скачи, разведай, что там.
Казак кивнул и пришпорил коня. Через несколько минут казак вернулся.
– Иван, – крикнул он, не слезая с коня, – башкиры кочевые. Одна юрта. Старик со старухой да девка, дочь ейная.
– Эй, казаки! – заорал Иван Кольцо. – Поворачивай за мной, на ночлег становиться будем.
Он пришпорил коня и, словно выпущенная из тугого лука стрела, взлетел на холм впереди. Его зоркий взгляд остановился на одинокой юрте, подле которой гулял небольшой табун лошадей и овец. Овцы испуганно заблеяли, увидев на вершине холма всадника в папахе с алым околышем и саблей наперевес. Хозяин юрты, откинув полог, закрывавший вход в его жилище, низко поклонился и указал казакам на то, что они могут найти пристанище у него.
Касым, старый башкир, был рад неожиданным гостям, несмотря на различия в вере. У казаков можно было выменять порох и пули на кусок свежей баранины и другие предметы, что пригодятся ему в его кочевой жизни. Казаки не трогали бедных кочевников. А на то, что Касым был беден, указывали дыры на крыше его юрты. Но у старого башкира богатство мерялось не в жеребицах и овцах, настоящим его богатством была красавица дочь Айгуль.
Кольцо откинул порог юрты и зашел внутрь. Очаг дымил, выпуская дым через круглое отверстие в крыше. В почерневшем от сажи казане что-то булькало, разнося по жилищу запах вареного мяса и каких-то не знакомых ему пряностей. Айгуль, увидев черного бородатого мужика, смутилась и закрыла лицо, но Иван уже успел рассмотреть эту восточную красавицу. Впрочем, в таком деле спешка не нужна, к тому же хорошо пожрать перед сном гораздо приятней.
Казаки уже спешились и привязали пленных ногаев к коромыслу. Никита Пан, скидав несколько булыжников в импровизированный очаг, набросал в него сучьев и развел огонь. Казаки расселись вокруг костра, и каждый занялся своим делом. Михась, вытащив из ножен камень и точило, принялся за свой клинок, искоса посматривая за ногаями, которых привязали неподалеку.
Касым, кланяясь, подошел и предложил кумыс. Никита брезгливо поморщился и достал из-за пояса фляжку с горилкой. Приложившись, он смачно крякнул и выдохнул. Казаки рассмеялись. Тут же появился Касым с разносом, на котором лежали резаные куски мяса и лук.
