Ермолова - страница 15

Молоденькая товарка Марии Николаевны по театральной школе, Варя Кудрявцева, очень сошлась с Марией Николаевной. Она была сирота, из школы ее отдали в консерваторию. Впоследствии она была гражданской женой поэта-народника Васюкова и сама давала уроки музыки. Отношения ее с Марией Николаевной не прерывались до ее смерти. В то время это была очаровательно хорошенькая девушка, к которой Мария Николаевна относилась как старшая, и они по-детски еще вместе задумывались над разными «мировыми» вопросами. В числе знакомых Марии Николаевны были Васюков и молодые юристы Саша Наврозов – двоюродный брат Марии Николаевны, товарищ ее детских игр, и другие его приятели. Вся эта молодая компания собиралась, спорила, обсуждала разные события, решала «мировые» вопросы и так или иначе будила в Марии Николаевне мысли и сомнения.

Зимой встречи были труднее – Николай Алексеевич не позволял никаких сборищ у себя, и приходилось встречаться или у школьной товарки Марии Николаевны, жившей в том же дворе, Топольской, или у Наврозовых. Но и вырываться было трудно. Мне рассказывала А. П. Щепкина, как она как-то раз заехала за Марией Николаевной, чтобы везти ее на какую-то вечеринку, устраивавшуюся артистами Малого театра, – это было уже после того, как Мария Николаевна сыграла «Овечий источник», – и Николай Алексеевич запретил ей ехать, а она послушалась его, как маленькая девочка.

Среди молодежи появился будущий муж Марии Николаевны – Н. П. Шубинский, талантливый, блестящий помощник знаменитого Плевако. На вечерах у него он затмевал всех своим умом и остроумием. В те годы он был под надзором полиции, подвергался обыскам, не признавал ни властей, ни обрядов. К нему-то и устремилась душа Марии Николаевны, искавшая пищи для своей деятельности. Быстро вспыхнула «дружба» между молодыми людьми. Скоро он стал авторитетом, учителем, наставником… К этому времени относятся письма Марии Николаевны, в которых отражается ее тяга к развитию, к самосовершенствованию; эти письма ярко рисуют ее тогдашнюю жизнь. Отрывки из них я привожу здесь.

«…С нетерпением буду ждать своего друга, свою нравственную поддержку».

«…Что-то мне сегодня скучно, сердце ноет. Если бы я верила в предчувствия, то сейчас бы мне представилось, что с вами что-нибудь случилось… Но только это совсем не та скука, которая прежде томила меня по целым дням, когда я ничего не делала. Напротив, теперь занята целый день и не замечаю, как он проходит…». (Это она стала читать книги по его выбору. – Т. Щ.-К.) «…А когда мне случится оторваться от книги, когда приходится оставаться наедине с своими мыслями, – вот тут-то защемит что-то во мне».

Вскоре она сама поняла, что это за «дружба». Не без милой наивности она пишет: «Я сама прежде, когда не любила, верила в дружеские отношения. Я сама сердилась, когда мне говорили, что этого быть не может, и бралась доказать это, ставя в пример свою дружбу с В. (я вам как-то про него говорила – социалист), – меня никто не смел разубедить, что это не дружба, так твердо верила я в него, но, к моему великому поражению, я узнала, несколько времени спустя, что он меня любил… Вера моя сильно пошатнулась. Встретила я еще одного человека, о котором я только и могла мечтать как о друге… Я была уверена, что полюбить меня он не может, а другом отчего ему не быть моим – он может мне во многом помочь, наставить на путь истинный, человек, для которого страшней всего привязанности, пустяками он не увлечется… И вот – теперь и к этому человеку приходится писать длинное письмо, предостерегать его от дружбы… Смешно, не правда ли, мой милый друг (милый друг не есть просто друг, заметьте это…), ведь смешные вещи иногда творятся на белом свете…»