– Вот это возьми, – протянула она сутулому мужчине октябрьский номер «Здоровья», где на обложке была изображена женщина в красном костюме, с гладко уложенными темными волосами и добрым, уверенным лицом. На лацкане пиджака – значок депутата Верховного Совета. – Там как раз статейка про твой радикулит. С картинками. Глядишь – поможет тебе до пенсии дожить.
Следующему – улыбчивому, усатому, в потертой кепке и с вечной искоркой в глазах – старушка протянула свежий номер «Крокодила»:
– Сегодня анекдоты про тещу. Как ты любишь.
На обложке журнала – синяя кошка и розовый поросенок, наряженные женихом и невестой. Стоят у дверей ЗАГСа, держась за лапы. Кошка в фате и с букетом, поросенок – галантно улыбается, как будто обещает вечное счастье. Вокруг – пышная арка из цветов, амурчики трубят в фанфары, все говорит о романтике и чистых чувствах.
Но стоит приглядеться – и становится ясно: это вовсе не звери, а копилки. Щели для монет четко видны на их спинах. Так сатира журнала без слов делает свой вывод: «Брак по любви» – это, конечно, красиво. Но когда сходятся две копилки, чувства тут явно вторичны. Главное – капитал. Деньги тянутся к деньгам.
А женщине в плаще и с хозяйственной сумкой вручила «Работницу»:
– Это тебе – и про политику, и про женитьбу. Глядишь, на последней странице и жениха сыщешь… себе или засидевшейся в невестах дочьке.
Покупатели брали газеты и улыбались – не столько от газет, сколько от ее добрых, точных слов.
А в стороне, прямо у обочины, стояла пивная бочка – желтая, с вмятиной сбоку. Оттуда разливали по бидонам и стеклянным банкам нефильтрованное живое пиво. Очередь – вечно мужская, с мятыми кепками, с авоськами в которых проглядывались сушеные лещи. Пить на месте было запрещено, но, как водится, все пристраивались у ближайшей ограды.
Через дорогу – аптека с вечным запахом валерьянки.
Ниже по улице – парикмахерская Изнутри доносился запах одеколона и лака для волос. Сквозь окно было видно, как женщинам делали химическую завивку.
И наконец – фотоателье, издалека пахнущее проявителем и временем. На стенде за стеклом – выставка лучших работ: новобрачные, школьники в форме, дети с огромными бантами и старики с медалями.
Иосиф медленно шел с тетей Мотей по этим местам, и в каждом – чувствовалась жизнь. Неспешная, не всегда легкая, но живая, настоящая. Такой открывалась ему Тула – город заводов, черного хлеба, самоваров и запаха газетной краски.
Зашли и на ближайший базарчик – скромный, полупустой. Между лотками прохаживались редкие покупатели, воздух был напоен запахами квашеной капусты, копченой рыбы и осенней сырости.
За одним из прилавков они издалека заметили Галину Николаевну. Перед ней, аккуратными кучками, лежали груши – мелкие, с темными пятнами, совсем не аппетитные на вид.
– Пробуй, – предложила тетя Мотя Иосифу, подталкивая его вперед.
– Здрасте! А ничего, что это мои?! – возмутилась Галина Николаевна, делано строго. Но было ясно, что обижается она понарошку. – Ешь, Осип. Они ужасно вкусные! Язык проглотить можно.
Иосиф осторожно взял одну грушу, долго крутил ее в руках, прежде чем найти на кожице небольшое зеленоватое пятно – единственное, где не было характерных темных прожилок, похожих на гниль.
– А как сорт называется? – поинтересовался он, с любопытством взглянув на продавщицу.
– «Дикарка», – ответила Галина Николаевна. – У нас за домом таких тьма тьмущая растет. Но ты попробуй – с виду она неказиста, а вкус… как у меда с легкой кислинкой.
