Ёськин самовар - страница 32



– Выберешь себе, какой пустой, – тихо сказала тетя Мотя. – Только ничего ценного здесь не оставляй. Видишь сам – без замков. Заберут – и не спросят.

Справа от входа возвышался огромный цинковый электрический самовар, размером с маленькую цистерну.

– Литров сто вмещает, не меньше, – пояснила тетя Мотя. – Вахтеры обязаны следить, воду вовремя подливать.

Иосиф осторожно дотронулся до металлического корпуса, будто желая убедиться, что он и вправду горячий.

– Его одного на весь Аккемир бы хватило – всех чаем напоить, – усмехнулся он, от души пораженный габаритами.

Подозрительный тип

Иосиф постепенно обживал свой угол в общежитии. Приобрел самую необходимую посуду: небольшую кастрюльку, сковороду, нож, вилку, ложку – все простое, но впервые в жизни – свое. А еще у него появилась эмалированная кружка – подарок от комендантши. Белая, с металлическим ободком по краю, звенящая от малейшего прикосновения.


– Приданное на новоселье, – сказала Антонина Семеновна, чуть прищурившись, с тем особым выражением, какое бывает лишь у людей, привыкших не баловать, а воспитывать – скрывая доброту за привычной строгостью. – Наш завод к Олимпиаде таких кружек наштамповал – мама не горюй!

На белоснежной эмали кружки ему улыбался Мишка – тот самый, олимпийский. Символ надежды и доброты. Его мех был аккуратно прорисован, словно стежками коричневого мулине: каждая ворсинка – на своем месте. На поясе – пять олимпийских колец, знак единства континентов…

В один из дней тетя Мотя решила провести Иосифа по всем торговым точкам в округе – показать, где и что можно купить.

Их, как оказалось, было совсем немного, особенно для крупного заводского района. Иосиф даже удивился: в Туле, в промышленном сердце страны – и так скромно? В родном казахстанском поселке, несмотря на его размеры, работало целых пять магазинов. А тут…

На углу улиц Шухова и Кутузова высился универсам – белое, квадратное здание с большими стеклянными витринами, будто вставшими на дыбы. У входа – привычная очередь. Кто с авоськой, кто с газетой в руке, кто с пустым взглядом, вросшим в асфальт. Универсам был центром повседневной жизни – здесь покупали все: от хлеба до соли.

Метров в двухстах по Кутузовской улице, ближе к трамвайной остановке, стоял магазин с красной вывеской «Мясо – Рыба». Внутри пахло исключительно селедкой и треской, как будто все остальное – лишь декорации.

Чуть поодаль от универсама, в глубине двора, притулившись к торцу жилого дома, стоял овощной магазинчик. Небольшой, с потемневшей вывеской «Овощи – фрукты», он пах свежей капустой, морковью и старым деревом. На полу – деревянные поддоны с картошкой вперемешку с проросшими клубнями и пересохшей шелухой лука. За прилавком – вечно недовольная продавщица в белом фартуке, которая будто передавала по наследству свое ворчание вместе с весами и гирьками.

Напротив, у трамвайной остановки, стоял ларек с мороженым. Маленький, покрашенный белой эмалью, с вывеской «Пломбир».

Рядом с ним – газетный ларек, где Иосиф почему-то невольно задержался. Стопки «Правды», «Трудa», «Комсомольской правды», «Известия», а еще журналы – «Наука и жизнь», «Огонек». За прилавком сидела сухонькая старушка в очках, с вязаным платком на плечах. Казалось, она работала в этом ларьке с самого его открытия и знала не только весь район, но и кто какие газеты берет на протяжении десятилетий. Протягивая свежую прессу, непременно добавляла с хитрым прищуром: