– Не забуду, – пообещал Еремеев, и побежал вверх по трапу, который уже готовился отъезжать от самолёта.
– Стой, Иваныч! Я же тебе ещё самое главное не сказал! – крикнул Сидоров беглецу вослед. Но тот лишь махнул рукой и юркнул в чрево «Боинга». Тотчас же взревели турбины, и самолёт начал выруливать на взлётную полосу, покачивая крыльями, как канатоходец балансиром.
«Хороший он парень, этот завскладом. А главное, надёжный, – думал Сидоров, возвращаясь из Шереметьева-1. – Но вот „Капели“ он, кажется, мало захватил. И „Чарки“ лишних пара бутылок ему бы не помешали». И тут же позвонил знакомому в Анкару, чтобы встретил Еремеева в аэропорту и передал ему хотя бы литра два… Или даже три литра «смирны» пусть в сумку положит. Ничего, не обеднеет. А Еремееву без презента появляться в Аддис-Абебе никак нельзя. Кто его знает, какие там у местных грузчиков аппетиты?
Словом, в Аддис-Абебу Еремеев летел уже с двумя сумками – своей и той, что ему вручил в Анкаре какой то хмурый турок в штатском. Когда «Боинг» проваливался в воздушную яму, в сумках булькало: в одной – тихо и сдержанно, в другой – громко и от всей души.
А здесь как раз загорелась в салоне надпись, призывающая пассажиров застегнуть ремни, и дальше скучать Еремееву уже было некогда. Проверка паспортов, выдача багажа, таможенный контроль, поиски такси на жуткой африканской жаре… Да, и грузчику на чай хотя бы доллар дать не забыть, иначе поразбивает он в сумках со зла все, что булькает.
Но вот проверили, выдали, взяли на чай, привезли. Однако в гостинице все номера оказались занятыми.
– Да вы хотя бы в вестибюле мне раскладушку поставьте! – взмолился Александр Иванович, от волнения переходя на знакомые реалии времён глубокого застоя. Но портье лишь пожимал плечами, бормоча как заведённый:
– No andestend! – мол, не понимаю ни хрена. И отводил глаза в сторону.
Вздохнув, Еремеев вынул из сумки бутылку «Капели».
– O! Yes, my friend! – моментально оживился портье, лихо брякнул на стойку ключ и добавил на чистом русском: – Номер типа люкс. Гад буду, начальник!
Еремеев застыл, поражённый.
– Это они от наших туристов научились, – раздался за спиной голос соотечественника. Еремеев обернулся. Мужчина скромной наружности улыбался ему во все пломбы. – Будем знакомы: Кривоножко, Вадим Петрович. Божьей милостью предприниматель, правда, без образования юридического лица, – отрекомендовался соотечественник, и протянул ладонь дощечкой.
Пришлось дощечку пожать.
– Еремеев…
– Отлично! А вы, как я полагаю, первый раз в Аддис-Абебе? – Еремеев кивнул в ответ. – Я так и понял. Подождите, сейчас ключ от номера возьму…
И Кривоножко со стуком выставил перед портье бутылку «Банкира».
Поднялись наверх, завернули в номер к Еремееву, выпили по сто пятьдесят и разговорились.
– Пуховиков, говорите, решили здесь прикупить? Что ж, неплохо, неплохо, – Кривоножко снисходительно похлопал Еремеева по плечу. – Но лично я на плоды киви нацелился. Думаю, тонны три запросто подниму. Погружу ящики в самолёт – и в Воркуту. Там киви очень даже неплохо идёт… Да, кстати, Иваныч у тебя десять долларов не найдётся, чтобы мне свою сотню в трамвае зря не разменивать?
Десятка нашлась. Кривоножко горячо поблагодарил соотечественника и убежал искать киви в ящиках. А Еремеев завернулся в мокрую простыню и свалился на кровать, под ледяную струю кондиционера. Погоды в Аддис-Абебе в тот год стояли жаркие.
