А что, в городе N. ожидались какие то выборы? Ну, как же, город только этим и жил! Все в мире, казалось, в те дни крутилось вокруг должности мэра, к тому времени благополучно отслужившего положенный ему срок. Место мэра освобождается? Это, знаете ли, серьезно! Так удивительно ли, что любое мало-мальски примечательное событие рассматривалось отныне лишь в качестве своеобразного гарнира к некоему пикантному блюду под названием «кандидат на должность главы городской администрации».
В самом деле. Чихнет ли ненароком Эдуард Эдуардович, Степан Петрович ли выйдет утречком на балкон и воскликнет от полноты чувств: «А и хорошо же, черт его дери!» – тотчас же всякий возглас и любой чих спешат подхватить и растиражировать местные газеты. А там – держись! «Этого кандидата и черт не дерет!» – возмущается одна газета. «Наш балкон – с краю», – заявляет другая. А третья подумает, подумает, да как забабахнет на всю страницу: «Это кто там чихает с правой?!». И не захочешь, а статьей зачиха… пардон, зачитаешься.
Как бы то ни было, а мэром желали стать многие. В первую же неделю в избирком пришло человек шестнадцать, потом – еще двадцать пять… Короче, и двух недель не прошло, а коробок с подписными листами натащили столько, что председатель комиссии Баобабс вынужден был собрать экстренное совещание.
– С этим пора кончать! – громогласно заявил Баобабс, и обвел членов избиркома решительным взглядом. – На одно место у нас уже пятьдесят человек набирается. Это же с ума сойти можно!
– Уже не пятьдесят, уже больше, – донесся голос с третьего ряда. – Нынче утром еще четыре ящика… в смысле, кандидата зарегистрировали.
– Вот я и говорю: с этим пора кончать, – гнул свое Баобабс. – Какие будут мысли, предложения? Выкладывайте.
– Может, количество избирателей в подписных листах поднять? – предложил третий ряд. – Скажем, тысяч до сорока?
– Смысла нет, – отмахнулся председатель избиркома. – Да им хоть сорок, хоть пятьдесят тысяч поставь, все равно подписи наберут. В крайнем случае, залог оставят.
– А если кандидатов по возрасту ограничить? – не сдавался третий ряд.
– Нельзя. Нарушение закона! И по национальному признаку ограничивать нельзя. И по половой принадлежности – тоже. Вообще никаких ограничений нельзя.
Члены избиркома опустили головы.
– А может быть, на правах лотереи регистрацию кандидатов проведем? – отчаянно выкрикнул третий ряд. – Сделаем все, как положено: барабан с номерками поставим, пару девушек из варьете пригласим…
– Да нельзя нам барабан, поймите! И девушек нельзя! – чуть не простонал Баобабс. – Вообще ничего нельзя, что не по закону… Ни че го шень ки!
– Тогда остается одно: регистрировать всех подряд, – вздохнул третий ряд. На том и порешили.
Добрались до цифры 76, и на этом вроде бы остановились. День прошел – никого, два прошло – никого…
– Нам бы до вечера продержаться! – воскликнул председатель избиркома под самый занавес регистрации. И словно сглазил Баобабс! Аккурат за пять минут до окончания рабочего дня в избирком притащился девяностошестилетний Павел Аверьянович, который ещё с Гражданской войны общественной работой занимался. Да ещё не один пришёл, а сразу с двумя – Игорьком и Серёжей.
– Ты не волнуйся, старик, мы рядом будем, – сказал Сережа. А Игорек демонстративно поддернул рукава своей курточки с наворотами.
– Да уж позову, если что, – пообещал Павел Аверьянович, и отправился прямо к Баобабсу.
