В ответ Мила Львовна молча закивала головой, рассеянно глядя по сторонам.
– Ничего, Лизонька, я справль…
Взгляд Милы Львовны остановился на столе с самоваром, за которым они в первый день знакомства пили чай. Кроме самовара там стояло несколько чашек, блюдец от разных сервизов, варенье в вазочке, печенье. И среди всего этого стояла пепельница с несколькими окурками, возле которой лежала зажигалка, подаренная Милой Никите.
– Странно, – Мила Львовна заговорила сама с собой вслух. – Но как это возможно?
Вдруг, спохватившись, она перевела взгляд на гостей.
– Вы меня простите, я пойду…
– Да, да, конечно, до свидания.
Проведенная на даче Вахмистровых ночь оказалась тяжелой. Сначала ждали полицию и «скорую помощь», потом были бесконечные вопросы от следователя прокуратуры. Лизе то и дело приходилось давать Миле Львовне сердечные капли, а Стэну звонить родственникам Вахмистровых. Поспать удалось всего пару часов, и теперь Стэн вел машину несколько неуверенно.
Сразу за поворотом внимание Лизы и Стэна привлек участок с невысоким штакетником. Им почему-то показалось, что они не видели его, когда проезжали здесь прошлый раз. А теперь не заметить его было невозможно. Возле веранды стоял стол, хорошо видимый с дороги, за столом играли в домино несколько человек, и голову одного из них прикрывала от солнца феска. А возле играющих, шипя, заливался бодрым голосом с грузинским акцентом коричневый, середины прошлого века патефон. В открытое окно машины долетели слова песни: «А на горных, на дорогах – на-нина-нина – стариков столетних много, дэли, во дела».
– Колоритно, – заметил Стэн и бегло огляделся по сторонам. – А мы, кажется, здесь раньше не проезжали.
Вдруг где-то включился репродуктор и с помехами, регулярно потрескивая, исполнил фальцетом: «…ка песню нам пропой, веселый ветер, веселый ветер, веселый ветер. Моря и горы ты обшарил… на свете и все… сенки слыхал».
– Смотри, – прошептала Лиза.
Она, не отрываясь, глядела прямо перед собой. Стэн проследил за ее взглядом.
По тротуару им навстречу шел невысокий, полный мужчина в соломенной шляпе, майке, пижамных брюках в полоску и сандалиях, с газетой «Правда» в руке. Стэну показалось, что время замедлилось. Вместо очков у прохожего было пенсне, и одно его стекло бликовало так, словно было заклеено белой бумагой. Полные губы под сильно подбритыми по краям, папанинскими усиками загадочно улыбались. Не обращая внимания на машину, словно не видя ее совсем, мужчина, напевая себе под нос, не спеша прошел мимо.
– Что это было? – прошептал Стэн.
– Берия, Берия, – пробормотала Лиза. – Вышел из доверия…
– А?
– А товарищ Маленков надавал ему пинков.
Стэн посмотрел в зеркало заднего вида, но мужчина оказался, по-видимому, в «мертвой зоне» обзора. Тогда Стэн и Лиза одновременно обернулись, но прохожего увидеть им не удалось – он просто исчез, а там, где он должен был бы быть, о чем-то беседовали два молодых человека, поблескивая, словно соплями, капельками пирсинга вокруг носа.
– А вот здесь мы проезжали, – обрадовался Стэн.
– Ты обратил внимание на то, что сказала Мила про отца Вадима? Как ты думаешь, он работал в КГБ или в лагерях? Я имею в виду, он хватал и сажал или охранял, чтобы не сбежали?
– Лиз, что это ты вдруг о таком далеком прошлом?
– Музыкой навеяло.
– Почему ты вообще решила, что он был по ту сторону баррикад, а не репрессированным, например?
