Однако, со смертью Сергея полного душевного покоя Рика не обрела. Она постоянно думала о Юхиме и брошенной им на прощание фразе: «А з табой, красотка, мы ящэ сустрэнемся». Это была явная угроза. Что она означала? Была ли это просто болтовня пьяного человека, или за этим скрывалось чтото более серьёзное и опасное? Может быть, Юхим заподозрил, что вовсе она не детдомовская, а скрывающаяся еврейка, которых, слыхала Рика, нередко обнаруживали в окрестных сёлах и расстреливали? Все эти мысли не выходили у неё из головы, омрачали её душевное состояние.
Шла вторая половина февраля тысяча девятьсот сорок второго года. Както в один из дней Мария решила истопить баню и вымыть старую Ганну, а заодно и ей с Рикой вымыться.
Мария возилась в доме, а Рика, принеся воду из колодца, залила её в котёл, растопила печь в бане, затем стала расчищать дорожку от снега. В это время неожиданно во двор ктото въехал. Среди трёх полицейских, соскочивших с саней, Рика увидела Юхима. В тревоге забилось сердце.
– Господи! Он всётаки явился, – подумала Рика. – Что же делать? Они, наверное, приехали за мной?
Она продолжала убирать снег вокруг бани, искоса поглядывая на полицейских и словно их не замечая.
Оставив лошадь за сараем, гости направились в дом.
– Прымай гостей, Марыя! – бросил с порога Юхим. – Мы тут рядом были, дай, думаю, к табе заедем, можа, чаркой угостишь. Больно самогон у тябе добры. А закуску мы свою привязли. Во, возьми. Тут сало, мясо. – Он передал Марии увесистый белый холщовый мешок.
Полицейские разделись и сели за большой самодельный стол, стоявший в столовой, – его сразу после свадьбы смастерил своими руками Илья.
– Баба Ганна жива, здорова? – глянув на печь, спросил Юхим.
– Здорова, – махнув рукой (дескать, какое там здоровье?), ответила Мария.
– Хто гэта там? – зашевелилась на печи старуха. – Ты, Илья? – спросила она, забыв, что Илья давно на фронте.
– То Юхим, мама! – громко сказала Мария.
– А, Юхим, – равнодушно произнесла Ганна и, повернувшись на другой бок, тут же задремала.
– Баню мы сёння истопили, купать яе будем, – сказала Мария.
– А можа, хлопцы, и нам папарыцца, а? – обратился к полицейским Юхим.
– Не, я не хочу, – ответил один из них.
– Я тожа не буду, – отказался другой.
– А я, пожалуй, попарюсь, – сказал Юхим, садясь на скамейку.
Мария между тем поставила на стол бутыль самогона, приготовила закуску. Гости принялись за привычное дело.
– Што гэта твая деука у хату не заходить? – закусывая огурцом, спросил Юхим Марию.
– Хозяством занимается, – ставя на стол сковороду с жареным салом, ответила Мария. – Яна дяучына работящая, добрэ памагае мне.
– Марыя, поросят накормила? – встрепенулась на печи баба Ганна.
– Накормила! – недовольная назойливостью матери, ответила Мария. – Ты спи, спи, мама!
– Ага, – успокоилась старуха.
– Ну, вы тут закусывайте, а я пойду попарюсь, – сказал Юхим, вставая изза стола. – Я мигом.
Мария подала ему кусок чистого серого холста вместо полотенца, и он вышел во двор.
Рика заканчивала очищать от снега дорожку к бане, когда к ней подошёл Юхим.
– Ну, вот мы зноу сустрэлись, красавица. Ты што ж у хату не зашла? Спужалась але брезгуешь?
Глаза Юхима горели недобрым огнём.
– Не брезгую, просто работать надо, – задыхаясь от волнения, но стараясь, как можно спокойнее, ответила Рика.
– Я знаю, ты жыдоука!
Юхим крепко держал её одной рукой за косу, другой – за подбородок. Его налитые кровью глаза сверлили Рику насквозь.
