– Ой, – смущенно пробормотала она. – Я не знала, что тут кто-то есть…
Костя замер. Он не ожидал увидеть ее, тем более здесь.
– Ты что ты тут делаешь? – спросил он, чувствуя, как его лицо багровеет.
Катя неуверенно улыбнулась.
– Я искала тебя. Ну, просто хотела спросить.
Накомура хмыкнул. Не проронив ни слова, он направился к выходу.
– Тренировка окончена. Завтра в это же время.
Он ушел, оставив их одних. В зале воцарилось неловкое молчание.
– Ты занимаешься карате? – спросила Катя.
– Да, – Костя потупил взгляд. – Только не смейся.
– Я не смеюсь, – она приблизилась к Косте. – На самом деле это круто.
Костя поднял глаза.
– Правда?
– Конечно. Я видела, как ты тогда… с Игорем… – она запнулась. – Ты был другим.
Костя не знал, что ответить. Сердце бешено колотилось в груди.
– Слушай, – Катя вдруг покраснела. – Может, сходим куда-нибудь? В кафе или…
– Да! – Костя выпалил так быстро, что сам испугался своего напора. – То есть, да, давай сходим.
Катя рассмеялась.
– Тогда идем?
Они вышли из зала, оставив позади непроглядную тьму и запах тренировочного пота. В тени за углом стоял незнакомец в шляпе.
– Интересно, – прошептал он. – Очень интересно…
Вечерний город встречал их прохладой и мягким светом фонарей, отражающимся в лужах на темном асфальте. Костя нервно поправил воротник куртки – он не привык гулять с девушками. Катя же шла спокойная и довольная. Ну, или вида не подавала, что тоже нервничает.
– Давно занимаешься скрипкой? – кутаясь в шарф, спросила она.
– Лет с пяти, – ответил Костя. – Родители хотели, чтобы я был музыкантом.
– А сам разве не хотел?
Он задумался.
– Не знаю. Мне всегда нравилось играть, но… – Костя взглянул на уже прилично набитые на макиваре костяшки, – иногда, знаешь, хотелось чего-то другого.
Катя улыбнулась.
– Понимаю. Мой папа – военный моряк. Он мечтал, чтобы я пошла по его стопам.
– Ты?
– Да. Девушки тоже могут поступать в военные училища.
Костя кивнул.
– А я просто хотела жить в большом городе. В Мурманске… – ей было трудно подобрать слова, – там почти всегда холодно и темно.
Костя никогда не был в Мурманске, но представлял холоднющие зимы, полярные ночи и пробирающий до костей ветер с Баренцева моря.
– Как ты оказалась здесь?
– Папу перевели в Кронштадт. – Катя вздохнула. – А Игорь… он начал за мной ухаживать почти сразу, как я пришла в школу.
Костя нахмурился.
– Почему?
– Потому что я новенькая. А такие, как он, любят присваивать себе все новенькое. – Она доверчиво посмотрела на Костю. – Но потом он узнал, что мой папа – капитан второго ранга, морпех. И как-то резко стал вежливым.
Костя засмеялся.
– Понятно.
– И вот появился ты. – Катя улыбнулась. – И все изменилось.
Они дошли до маленького кафе с красивыми витражными окнами и незамедлительно нырнули внутрь.
Здесь пахло кофе и свежей выпечкой.
– Уютненько тут, – выбирая столик у окна, сказала Катя.
Костя кивнул, но его мысли были далеко. Он вспомнил, как впервые увидел Накомуру – на скрипичном концерте.
***
Величественный и неповторимый Мариинский театр. Залитый золотым светом зал. Костя сидел в третьем ряду, скрипка лежала в футляре, а тот покоился у него на коленях.
На сцене играл японский виртуоз – его пальцы летали по струнам, извлекая из них невообразимые звуки и образы, от которых мурашки бежали по коже.
Вдруг Костя заметил его – пожилого японца в темном костюме. Он сидел в ложе, неотрывно следя за музыкантом. Его лицо было непроницаемым, но в глазах горел странный огонь.
