На городских улицах Чумак ведет машину осторожно, соблюдая все правила. И на трассе не превышает скоростной режим, потому что даже просроченных прав не имеет – они осталось в квартире. Он не знает, почему держит путь на восток, с таким же успехом можно было отправиться на север или на юг, куда-нибудь в Баварские Альпы. Автоматически выбрал направление, кажется: так он ближе к дому. Вот он проезжает Storkow, далее последует Furstenwalde, и тут, как назло, привязывается патрульная машина!
Какого хера?! Он же ничего не нарушил! Но из окна полицейской тачки появляется рука с полосатым жезлом, на конце которого – красный фонарь. Затем и вовсе врубают мигалку, и из динамика раздаются непонятные слова на немецком. То есть, смысл понятен и ежу: требуют остановки, потому что «Гольфа» наверняка засекла камера наблюдения, когда дурили на автобане. А может, добросовестные бюргеры настучали в полицию, увидев безобразие, в любом случае придется отвечать по всей строгости бундес-законодательства.
А отвечать не хочется, натюрлих, поэтому «Гольф» набирает скорость. Полиция не отстает, Чумак еще превышает, и вот уже обе машины несутся на пределе. Что-то в этом проглядывает абсурдное, но всякое ведь в жизни бывало! Однажды вот так, на дурачка, десантная группа Чумака под шквальным огнем прорвалась к своим, хотя шансов было ноль! А значит, еще притопим! Майору должно повезти, как тогда, в далеких стреляющих горах. Черт, как слепит глаза! Почему низко висящее зимнее солнце так напоминает знойное, стоящее в зените солнце Афгана?! Чумак прикрывает глаза ладонью и уже не видит, как машину сносит к отбойнику и с нечеловеческой силой ударяет об него…
Перевернутый кверху колесами «Гольф» вспыхивает, как сухая солома. Он успевает полностью выгореть до приезда пожарного расчета, так что обещание майора оказывается выполненным – хоронить в немецкой земле уже нечего.
1.
Встреча не складывается с того момента, когда существо в рыжей куртке с лейблом Nike поперек груди шагает навстречу, оттесняя Глеба, и протягивает руку:
– Приветики. Меня Катей зовут, хотя можно по-простому – Кэт. А ты Ева, да?
У существа есть имя (даже два имени), но почему-то тянет называть ее именно так: существо. Приземистая и плотная курносая деваха с рыжими, под цвет куртки короткими волосами, она перекатывает во рту жвачку и бесцеремонно таращит белесые глазища на Еву с Глебом, дарящим друг другу осторожные поцелуи.
– Эй, да обнимитесь вы! Сколько времени не виделись!
Уверенно посмеиваясь, деваха командует, хотя она гораздо младше (гораздо!). Она вообще с первых секунд занимает слишком большое пространство. Махина аэропорта Charles de Gaulle гудит тысячами голосов, толпы людей шагают с чемоданами и тележками, но Кэт умудряется заполнить собой добрую половину гулкого объема зала прилетов.
Ева поднимает глаза на Глеба. – А сколько мы не виделись?
– Не помню… – пожимает тот плечами.
– А я помню. Три месяца прошло с тех пор, как мы в Метеорах…
– Да за три месяца можно три раза жениться и развестись! По разу в месяц, ха-ха-ха!
Вдогонку хохоту Кэт надувает огромный пузырь из жвачки и звучно им хлопает. Пока добираются до эскалатора, хохот раздается еще несколько раз, причем повод не важен – существо переполнено незамутненным восторгом бытия. К Еве она (оно?) обращается исключительно на «ты», толкает ее в бок, когда что-то хочет спросить, и Глеб (вот странно!) не делает ей замечаний. Ева и сама могла бы унять существо, но чья сестра эта самая Кэт? Она – сестра Глеба, это он попросил взять ее с собой, чтобы показать Париж, а значит, и одергивать должен он.
