Еврейское счастье Арона-сапожника. Сапоги для Парада Победы - страница 4



Вообще, на нашем огороде росло все. Особенно бурно все стало произрастать, когда в 1939 году мы вдруг стали советскими гражданами, то есть гражданами советской Белорусской республики.

Бурно же стало расти потому, что из лавочек наших одномоментно исчезло все: сахар, мука, крупы, консервы, что из Лодзи, а также керосин и свечи.

Слава Богу, у бабушки все это было в ее волшебной кладовой. Вот, например, о сахаре.

Неожиданно бабушка потребовала высадить большое количество свеклы и моркови. И угрожающе на мои жалобы заявила: «Еще спасибо мне скажете». Так и получилось.

Так получилось, потому что исчезли и печеньки, и хлеб (благо все пекли дома), и сахар. Мы все тут же научились – от бабушки – делать сладкую патоку. Конечно, из свеклы. Не так-то все было просто и быстро. А быстро очень хотелось. В общем, в начале свеклу томили. Да, правильно, в русской печке. Потом сок выцеживали – это бабушка и мама, а затем – снова в печь. И вот получаем готовый, сладкий кисель. Это и есть патока.

А кроме свеклы и моркови, которую сушили и она тоже прекрасно шла в чай, весь наш, да и не только наш, огород являл «наглядное пособие» по приусадебному участку. Или – как не пропасть с голода в период революционных катаклизмов.

Вот и пестрели у нас и у соседей саженцами чесночные, луковые, морковные грядки, готовились к высадке картофель, капуста, тыквы, редька различных сортов.

Всю эту сельскохозяйственную канитель я не любил. Еще бы! Мало того, что куриный помет я должен смешать с золой и этой вонючей жидкостью поливать грядки. Еще нужно носить воду. Далеко, через две улицы. А там злые мальчишки, литваки и поляки, ждали, чтобы твое ведро с водой опрокинуть. Хорошего мало, чего уж тут.


Набираем воду для огорода. Вокруг – «плохие мальчики». Но что скажешь? Это – жизнь. (Фото Альтера Кацизне)


Но вот когда под осень пьешь чай со сладкой патокой, то невольно соглашаешься с бабушкой:

– Видишь, Ареле, не даром ты воду таскал все лето. Вот, и сейчас у нас благодать. Даже если люди придут, не стыдно их за стол посадить.

Все вроде забывали, что я почти целый день – в мастерской, а затем нужно и Ханелю повидать.

Но была молодость. Счастье, казалось, так и плывет в наш дом, чуть покачиваясь на мягких рытвинах и колдобинах.

А счастье, это каждый молодой балбес скажет, счастье – это Ханелька!

Однако скажу за дом. Было в нем 5 комнат: зала, столовая, две детские, кухня. Дом был на улице один из крупных. Со стороны улицы он был обнесен палисадником, на участочке росли береза, рябина, сирень и цветы. Где бы я ни был, а дом мой, Дом, забыть не могу.

Наш дом был не из маленьких. Что главное в доме? Правильно – печка. У нас стояла голландка, нагревала комнаты, где спали мы, дети. А главная печь была кухонная. Звали ее почему-то – русская печь.

В отличие от других домашних дел, а их у меня было множество: Арон – туда, Арон – сюда… То – выгони корову, то – курам засыпь. Это все – работы по необходимости.

Но с печкой все было иначе.

И вновь приходят виденья. Папа покачивается. Вместе с бабушкой поют молитвы. Начинается утро.

А я уже принес дрова: сухую березу на растопку и ольху да граб – они дают хороший жар. С шестка беру коробок спичек варшавских и зажигаю растопку – прутики, кору березы, сухие щепки. Все нужно зажечь с одного раза, спички – на вес золота. Хотя я знаю, у бабушки этих коробов спичечных – в кладовке, в сухом месте, полная наволочка. Но не даст. Говорит: «Это – если война начнется».