Хатшепсут произнесла торжественную речь, в которой говорила о том, что два соправителя как никогда являются единым целым, и по воле богов, благословивших нас во всех храмах, которые мы с ней посетили по пути, завтра объявляется выходным днём. Писцы тут же стали строчить указ, народ и слуги радоваться, а вот чиновники недоумённо смотреть на царя, не понимая, что такого важного произошло в путешествии, если она решила так поощрить свой народ. Я всё это время стоял молча рядом с ней и улыбался.
Закончив речь, мы вместе, плечом к плечу, вошли во дворец, и тут улыбка с её лица спала, она повернулась ко мне.
– Неделя мне потребуется на перекройку земель и раздачу нужных указов, чтобы ты чувствовал на своих землях себя свободно, – сказала он спокойным тоном, – так что пока можешь занять покои Менхеперра, тебя в них проводят.
Я кивнул и остановился, а она пошла дальше в сопровождении множественной свиты.
– Мама! – услышал я звонкий голос и, повернув голову в ту сторону, откуда он исходил, увидел, как справа из коридора выбегает девушка лет шестнадцати и, приблизившись к Хатшепсут, радостно ей кланяется.
– Дорогая, я вернулась, – та улыбнулась, подняла её с пола и приобняла.
– Расскажешь, где была? – та смотрела только на неё, больше ни на кого вокруг.
– Конечно, идём.
Делегация удалилась, а ко мне подошли лишь четыре слуги, низко склоняясь. Я огляделся кругом, замечая неразлучную парочку моих спутников, и поманил их рукой. Те нехотя подошли ближе.
– Идём.
Слуги повели нас в глубь огромных, высоких коридоров, расписанных очень красочно, несмотря на то что это был мрамор разных цветов, а все встречаемые по пути люди мне кланялись, но явно не так низко, как недавно делали перед Хатшепсут, это отметил даже я.
– Покои его величества, – слуга посторонился, приглашая меня войти внутрь, где нас ожидало около десяти других слуг и почти двадцать рабов.
– Менхеперра, ты вернулся! – откуда-то за них выбежала радостная девушка, одетая очень небедно, в этом я уже начал разбираться, поскольку драпированное платье почти полностью скрывало её фигуру, показывая только тонкие лодыжки и грациозную шею.
– Моё солнце, – она опустилась передо мной на колени, взяв руку в свою.
– Идём, сестра, нам нужно кое о чём поговорить, – вздохнул Меримаат, поднимая её за руку и силой оттаскивая от меня.
– Мне кажется, или детей визиря вокруг царя слишком уж много? – хмуро поинтересовался я у Бенермерута.
– Но царь ведь всё ещё жив, – ответил он, стараясь не смотреть мне при этом в глаза.
Я хмыкнул, признав, что в его словах есть доля правды.
Слуги окружили меня и повели мыться, затем переодели в чистую одежду, сняв царские атрибуты, ненужные мне внутри дворца. Отдавая им золотой обруч с коброй, я внезапно понял кое-что, а потому повернулся к воспитателю.
– Так, погоди, я что-то не понял, почему на дочери Хатшепсут был урей? Это ведь символ только царской власти? Какое право его имеет носить дочь царя?
– В нынешние времена всё возможно, – тихо ответил тот, – а кто будет много болтать, вы сами знаете, что будет.
– Хм, – я понял его недоговорку, Хатшепсут готовила свою дочь быть царём, как и она сама сейчас, именно поэтому моя покорность так её обрадовала. Ей, видимо, нужно было ещё несколько лет, чтобы окончательно сместить все старые элиты и оставить вокруг себя только лично преданных ей людей. Но, как я уже говорил, меня это нисколько не волновало.
