Как же хочется коснуться лица, тела – так же как он, когда залечивал рану. То не трепет – желание касаться так сильно, так… пугает. И так манит.
Это же просто. И вот ее пальцы замирают в миллиметре от высоких скул, чувствуя то волшебное искрящееся тепло.
И вспоминает Мэй снег из сна, что оказался пеплом в небе над их страной.
Горько усмехаясь, одёргивает руку от его лица.
– Что же теперь делать, генерал?
Песнь третья. Легенда иль явь?
Полуденное солнце согревало влажные после сырой ночи ткани походных шатров. Легкий ветерок развевал пологи. Утро степенно перетекало в день.
– Давно вы знали?
– С первых месяцев в лагере, Мэй. Ты не оЧэнь хорошо пряталась, когда тренировалась ночами.
Почти год минул с той весны.
– Все эти месяцы… Вы слишком ко мне добры, генерал.
– Я не потеряю… больше ни одного солдата. Ни одного воина, Мэй.
– Мы выиграли?
Ответом был лишь молчаливый кивок.
– Я принесу еды и чай. И новую одежду.
***
– Почему, когда это делаете вы, не так больно, чем когда я попробовала сама?
Мэй, одетая в одни мужские штаны, сидела на матрасе, поджав ноги под ягодицы. Прижимала к груди руки и шумно сопела. Крепко зажмурившись, терпела прикосновения к ране и воспаленной болезненно горячей коже вокруг ранения.
Копье или острие меча, что ранило ее, верно было смазано ядом.
Генерал, скрестив ноги по-турецки, сидел подле нее. В одной руке держал глиняную маленькую пиалу со светло-зеленой мазью. Пальцами другой аккуратно набирал лекарство и легко втирал в кожу, будто рисуя на ее теле, как на хрупкой фарфоровой вазе, что изготавливали лишь для императорского двора и знатных домов.
Лекари по его просьбе готовили и молча передавали целительные мази, что требовалось наносить на рану и закладывать вглубь дважды днем и дважды ночью. Настаивали отвары каштанового меда и мяты. Приносили воду из горного источника, обладающую целебными свойствами – в ней полагалось смачивать бинты и протирать весь бок.
– Ты знаешь легенду о Красной нити судьбы?
Ее неразборчивое «М-м». Ее выступившие на сжатых кулаках косточки. Ее трепещущие ресницы.
Видеть ее боль, попытки изо всех сил скрыть слабость, знать, что нужно продолжать – лекарство должно раствориться внутри ее тела, внутри раны. Знать, что он будет тем, из-за кого прямо сейчас ей будет еще больнее…
Как, боги?! Чем мог он помочь?!
Душу демонам отдать готов – да спроса нет.
Все, что мог – разговаривать. Рассказать то, во что сам не верил до встречи с ней.
Поведать историю, что похоронена была задолго до их рождения. Мало осталось мудрецов, помнящих о Красной нити. Чэну легенду рассказывала его почившая найне.*
– Это легенда о судьбах мужчин и женщин, предназначенных друг другу. Так знаешь?
– О, если только вы не о свахах… – Звонко хохочет и тут же губу чудом не до крови прикусывает. – Не могу вспомнить. Расскажите?
Генерал убирает руку от ее тела. Не торопясь, средним и безымянным пальцами мешает по кругу холодящую кожу мазь.
– Давным-давно, во времена Драконов и Богов, все люди верили, что есть на свете Красные нити судьбы. Невидимые глазу, они связывали предназначенные друг другу души людей еще на Небесах. Один конец боги привязывали к ноге мужа. Другой – к ноге жены.
Зачерпнув лекарство, наносит его прямо на рану, надавливая. Вдавливая пасту в недлинную глубокую полосу под ее грудью.
– Души были предназначены друг другу, чтобы люди не страдали. Чтобы могли в суете мира найти друг друга. Нить и растягивалась, и путалась, и вязалась узлами, но ничто на свете не способно было ее разорвать.
