И здесь она находится в преимущественном перед Фомой положении, она как-никак сейчас будет работать с его головой, где она не только ножницами будет стричь его волосы, а процесс стрижки в себя включает касательства его головы её руками. Где она в данном случае может вложить в эти действия и другие смыслы. Не только наклонять его голову в удобную для стрижки сторону, но она также может её прощупывать на личные ощущения и вкладывать в неё свои личные посылы. Так что при должном умении и знании колдовских заговоров, не только Фома, а любой на его месте человек, в ком будет иметься заинтересованность Вера, встанет с этого кресла совершенно не тем, каким он был человеком до прихода сюда. Что, между прочим, часто за собой это замечают благодарные клиенты Веры, становящиеся её постоянными клиентами.
И тогда спрашивается, чего ещё ей не хватает и почему она до сих пор ищёт для себя особую голову, в которой без её участия были задолго помещены какие ей надо мысли. А на этот вопрос у Фомы, кому все эти мысли и пришли сейчас в голову при наблюдении за тем, как Вера готовится к процессу его стрижки, есть ответ. – Для неё идеальный человек – лысый. Это для работы ей нужны самые лохматые люди. А вот такие идеальные для её частной жизни люди сюда практически не заходят. И получается, что поиск Верой своего идеала обречён на провал.
– Может быть, надо было пойти ей навстречу, и постричься наголо. – Глядя исподлобья с нотками сожаления и горечи на Веру, безнадёжной идеалистке, так рассудил Фома, готовый пойти на такие со своей стороны жертвы ради всего лишь того, чтобы дать Вере осознать, в какую сторону ей нужно смотреть в поиске своего счастья. Но затем он вспомнил, что первое захочет на этот счёт подумать и решить Вера, оставил всё как есть, принявшись проявлять бдительность и головную чувствительность к ручным пассам Веры, принявшейся проявлять ручные манипуляции в сторону его головы, типа она хочет со всех сторон его рассмотреть и понять, с какой стороны начать к нему подступаться.
Хотя она это уже начала делать, и как это чувствует своими коленями Фома, то не стороны его головы – там всё это отвлекающий манёвр – а Вера подошла к делу его головной дефрагментации сильно и очень увлечённо, с лицевого к нему подхода сократив между собой и Фомой расстояние до такой касательной, колени к коленям близости, что Фоме даже пришлось свои глаза зажмурить, чтобы не быть свидетелем лёгкой развязности бесстыдницы Веры, в своих впопыхах забывшей застегнуть верхние две пуговицы на своей блузке.
А вот подглядывать Фома себе строго-настрого запретил, и он этого делать не будет, хоть его к этому вынуждают немыслимыми без прямого взгляда действиями с его головой, которую взяли в мягкие тиски рук с двух сторон, и как понимается Фомой, принялись в упор в него всматриваться до тех пор, пока он не выдержит и чисто из любопытства откроет свои глаза. Где и попадётся на поцелуй. И обижаться тут не на что. Сами виноваты в том, что в вас, Фома, нет никакого терпения, а одно только любопытство. За которое вы и получаете нагоняй.
И Фома, что такое предполагая в своей фантазии, которая в нём всегда бурно развивается, когда он закроет глаз в лёгкой дремоте, которой способствует нахождение в кресле парикмахерской, когда работают с твоей головой, задаёт вопрос. – И что вы делаете?
– Ищу асимметрию. – Говорит полушёпотом прямо ему в ухо Вера.
