Я рассказал ему то же, что и предбригадиру Перегоде.
– Что значит, не смог толком рассмотреть?! – возмутился Златовик. – Мы что, зря гнали сюда вездеход? Пять часов от самого Вулисограда! По холоду и грёбанной почти заснеженной дороге! Да у меня охрана чуть яйца не отморозила, пока в кузове тряслась!
– Но господин комиссар-майор, я же сказал, в обоих случаях лица преступников были скрыты. Убийца у ангара замотал лицо шарфом. А на водителе были лётный шлем и очки на пол-лица. Попробуй-ка их рассмотри.
– А ты напряги память, поручик, – зло процедил сквозь зубы орк. – Глядишь, и припомнишь какую из особых примет. На то ты и медиум, коли не врёшь.
Следующие пять или десять минут я посвятил тому, что, погрузившись в воспоминания, перематывал их взад-вперёд, фокусируя взгляд на мелькающих периодически перед взором фрагментах лиц.
– Не могу утверждать со стопроцентной вероятностью, господин комиссар-майор, но у убийцы часового, мне кажется, карие глаза. Но вот форма у них запоминающаяся, миндалевидная. Такую тут редко у кого увидишь. А у водителя саней небольшая ссадина справа над верхней губой.
– Кажется ему, – ворчливо проскрипел Златовик, делая пометки на листке. – Глаза зелёные, как у каждого пятого встречного-поперечного, и ссадина, которая скоро заживёт. Этого мало, поручик. Непростительно мало! Ладно, свободен пока. Иди ещё вспоминай. А я пока подумаю над твоим будущим. И молись, поручик, чтобы оно не вышло слишком коротким.
Глава 7
– Проходи, уважаемый. Садись, вон, поудобнее. – Пухлощёкий бородач указал мне на стул с противоположного края своего стола.
Его лицо, словно резиновое, расплылось в наиширочайшей улыбке, излучающей максимальное радушие и всеобъемлющую любовь. Голос был густым, басистым, но сами звуки выходили нечёткими. Гном мало того, что здо́рово шепелявил из-за широкой щербины между передними зубами, так ещё и проглатывал окончания слов, произнося их очень невнятно. А ещё от него сильно пахло жареными колбасками, луком и перегаром. Видать, комиссар-поручик совсем недавно подкреплялся и одновременно грелся с мороза.
– Послушай, брат. Я ведь могу называть тебя братом? В твоих, вон, жилах гномья кровь течёт. Пусть не вся, но течёт. Клыки не в счёт, когда у тебя, вон, борода какая. Мы, значится, с тобой всё ж какие-никакие, а братья по крови.
Слова киногероя в исполнении Бодрова-младшего вертелись на языке. Но я, разумеется, и не подумал с самого начала обострять отношения с хитровывернутым гномом. Ну а как ещё я должен был воспринимать его? Актёр хренов. Меня теперь так просто не проведёшь.
Эмоциональный настрой господина Вдырко́, несмотря на активно демонстрируемое им благодушие, давил на меня злобой не менее чёрной и ядовитой, чем у комиссар-майора. Но тот хоть со мной откровенен был, сразу давая понять, насколько меня презирает.
Вот только свобода, обещанная мне плешивым орком, закончилась очень быстро, едва лишь начавшись. Сразу по выходу из мрачной допросной комнаты меня перехватила парочка рядовых тайногвардейцев и отконвоировала в противоположное крыло особняка. Как оказалось, теперь уже на приём к комиссар-поручику.
Тимона там не оказалось. Видимо, гном уже закончил его допрашивать.
На мгновение сердце ёкнуло обеспокоенно, но я решительно не поддался паническим мыслям. Убедил себя в том, что штабной особняк – это же не дремучий лес, а орк вовсе не такой товарищ, чтобы позволить себя скрутить по-тихому.
