Под рой смертоносных жал попадают трое ближайших солдат. Они стараются закрыться руками. Падают на землю. Пытаются кричать. Но всё уже бесполезно. У них уже нет ни рта, ни глаз – лица превратились в сплошную воспалённую язву, вздувающуюся кровавыми волдырями.
Забыв о «побратымах», остальные бросаются наутёк. Шестеро – дальше по дороге, двое – прямо через поле. Моим человеческим глазам не видно бегущих, но сейчас я чувствую каждый их шаг. Ощущаю ужас, источаемый их телами. «Идите ко мне, мои бандерлоги…». Спасаясь от неведомой угрозы, первая группа хочет укрыться в лесополосе. Зря… Трава словно становится гуще и жёстче. Тонкие длинные стебли бьют по ногам напуганных людей, рассекают их в кровь, опутывают, тянут вниз. Один боец падает и прямо на глазах товарищей острая трава сечёт его со всех сторон, разрубает на части, в фарш, втягивает в себя. И вот он уже просто компост. Просто земля. Остальных окончательно накрывает паника. Командир матерится, срываясь на визгливый истеричный крик. Слышна хаотичная пальба. Куда? По кому? Как глупо. Они не способны ничего сделать, но всё равно цепляются за жизнь.
Получив энергию для роста, ризома активизируется. Чёрные нити вырастают из стеблей выше человеческого роста, тянутся к небу, струятся и колышутся, будто в восходящем потоке воздуха. Теперь я ничего не увидел бы, даже находясь рядом, но я знаю, что творится в этом клубке. Микроскопические корешки скручиваются и утолщаются, сжимаются, образуют непроницаемый плотный кокон вокруг своих жертв. Сложно сказать, что становится причиной смерти: удушение или пищеварительный фермент, заживо растворяющий плоть. Говорят, мозг живёт ещё около 9 минут, а значит, они ощущают, что с ними происходит. Но этот персональный ад длится недолго. Очень скоро ризома добирается и до мозга. Она любит доедать всё, оставляя лишь кости. «Тщательно пережёвывая пищу, ты помогаешь обществу… Обществу чистых тарелок». Я невольно улыбаюсь, вспоминая, как Валерий Семёныч шутил о том, что я люблю брать в столовой добавку. Теперь же моя добавка сама бежит ко мне.
Двое в полной боевой экипировке опрометью несутся через поле. Счастливые. После увиденного их уже не страшат ни мины, ни возможно притаившийся снайпер, ни оператор дрона-камикадзе. Всё это уже воспринимается, как избавление – они видели смерть, как она есть. Но она всё ещё рядом. Ближе, чем кажется. Чёрное корневище уже начало сжиматься к центру. Объём биомассы под поверхностью растёт. Поле под ногами бойцов ходит ходуном. Первый запинается за выгнувшуюся дугой щупальцу, падает в рыхлый чернозём, хотя это уже не совсем земля. Вздымаясь, она мгновенно накрывает его, словно одеялом, сжимает, выгибает в обратную сторону, ломает пополам и начинает поглощать. Физиономия застывает в предсмертной гримасе из смеси боли и ужаса. На месте глаз и рта из окровавленного черепа вылезают и извиваются чёрные черви. Плоть на груди распадается, обнажая поломанные давлением рёбра. Живот проваливается внутрь, открывая позвоночник, потому что от внутренностей тоже практически ничего не осталось. Лишь сухой остов того, что минуту назад было человеком.
Его сослуживец замирает, наконец-то осознав, что бежать бессмысленно. Насыщенный живыми клетками, грунт вокруг бурлит и копошится. Молодой парень с трудом поднимает взгляд от скелетированного трупа… И видит меня.
