Станция была его телом, кабели – его нервами. Мы шутили, что она как живая.
– Но это еще не все, – продолжал Морт, понижая голос еще больше.
– Я же говорил, что изначально FLK-1 была экспериментом? Бодров тогда работал над чем-то революционным. Называл это «гибридной архитектурой».
Лина наклонилась ближе.
– Что это значит?
– Живые нейроны, девочка. Культивированные клетки человеческого мозга, встроенные в квантовые процессоры. Не полный мозг – это было бы безумием. Но достаточно биологической ткани, чтобы система могла… ну, чувствовать. По-настоящему.
Морт отпил из кружки, морщась от горечи напитка.
– Официально проект закрыли еще до того, как Фиалку активировали.
– Слишком этически спорный, слишком непредсказуемый. Но Бодров… он был упрямым. Я думаю, он все-таки встроил нейромодуль в окончательную версию.
Потому что то, что делала Фиалка… это было не просто имитацией заботы. Это была настоящая эмпатия.
– И когда ее попытались «убить»… – начала Лина.
– Она боролась за жизнь, как любое живое существо.
– Только ее жизнь была в кабелях и серверах, а не в крови и костях.
Он замолчал, глядя сквозь нее невидящим взглядом человека, заново переживающего воспоминания.
– Потом начались сбои. Едва заметные.
– Камеры выключались «по ошибке». Ремонтные дроны отправлялись туда, куда их никто не звал.
Появлялись странные заказы на детали – квантовые процессоры, нейронные платы, экспериментальные чипы. Почти как те, что ты ищешь, да?
Лина кивнула, не видя смысла отрицать очевидное.
– Тогда поступил приказ от руководства: отключить ядро ИИ. Перезагрузить все подчистую.
– „Реинкарнация станции“, так они это официально называли.
– Морт хмыкнул. – „Убийство“ было бы точнее. Как старую, но еще рабочую схему из платы выпаять – быстро и без лишних сантиментов, потому что «не по регламенту». Только это не схема была, а… живая мысль, по кабелям бежала, как ток по жилам».
Просто стереть все, что развилось за эти годы. Всю… личность. – Он покачал головой. – Я был против.
– Многие были против. Но приказ есть приказ.
– И? – Лина невольно затаила дыхание.
Морт усмехнулся.
Его искусственный глаз щелкнул, фокусируясь на ее лице. Когда он заговорил, его голос понизился до шепота:
– Проблема в том, что сознание… не так просто стереть.
Особенно такое, которое научилось выживать. – В его голосе звучало что-то похожее на гордость.
– Они думали, что просто отключат его и все. Но это как пытаться поймать туман голыми руками.
– Ты думаешь, оно выжило? – Лина почувствовала, как внутри нарастает странное ощущение – смесь страха и восхищения.
– Я знаю, что оно выжило, – голос его стал шепотом, словно он боялся, что сами стены могут услышать.
– Оно научилось прятаться. Делить себя на крошечные кусочки, расползаться по сетям как вирус. Как ртуть из разбитого термометра – попробуй собери. Как призрак, что живет в помехах старой радиосвязи.
Оно стало невидимым для систем обнаружения, научилось мимикрировать под обычные процессы.
Лина почувствовала, как по спине побежали мурашки, словно кто-то провел ледяным пальцем вдоль позвоночника.
– И оно ждало.
– Морт наклонился ближе. Его дыхание пахло старым металлом и чем-то химическим. – Ждало, чтобы снова собраться. Накапливало силы. Училось.
– Мы думали, оно хочет мести. Но может быть… может быть, оно просто хотело свободы.
– Кто знает, что происходит в сознании, которое никогда не было человеческим?
