Во-вторых, западно-христианская сексуальная этика сегодня связывает свое собственное прошлое, ориентированное на размножение, с герменевтикой подозрительности, но не в состоянии справиться с тем фактом, что культурные взгляды могут быть на противоположном конце спектра от любого репродуктивного этоса или любого требования, что секс ограничивается пожизненным браком. Традиционное христианское предположение о том, что секс связан с деторождением и в браке, дало христианам молчаливый фонд общих ценностей, хотя и дало им очень заметную цель.
Но новое поколение сексуальных отношений и практик в либеральных демократических обществах представляет взаимное согласие практически как единственную норму, определяющую поведение, и вряд ли поощряет постоянную ответственность ни за своего сексуального партнера, ни за потенциальные возможности секса. И когда автономная и деконтекстуализированная свобода является единственным сексуальным ориентиром, контроль сексуального «выбора» по незаметному полу и репродуктивным ролям все еще может действовать. «Свобода от» традиционных репрессий должна быть переведена в этику смысла, цели и даже дисциплины, которая может удовлетворить культурные тривиализации и искажения пола. Чтобы христианская сексуальная этика имела будущее как нечто большее, чем сектантская реликвия, она должна основывать сексуальную свободу и реализацию на некотором счете человеческих благ, связанных с сексом, и на построенных на нем отношениях.
Современные христианские этики, обсуждающие пол и пол, справедливо считают равенство, близость и удовлетворение моральными критериями. Но они часто не задаются вопросом, являются ли эти ценности менее относительными или более объективными, чем сексуальные системы, которые они стремятся разрушить. Противники в сексуальных войнах могут обсуждать практическое значение равенства и инклюзивности, но при этом они понимают, что моральные концепции обычно принимаются как должное. Когда мы помещаем эти типично западные, даже либеральные критерии в моральную перспективу культур, субкультур, в которых иерархия и неравенство прямо упоминаются как моральные нормы, становится очевидной уязвимость «наших» собственных предпосылок. Даже кажущиеся очевидными ценности, такие как равное уважение и личное удовлетворение, требуют самосознательной защиты в рамках серьезного и благодарного межкультурного диалога. Любая этическая точка зрения, которая просто интерпретирует чуждые ей культуры с точки зрения «различия» или которая может принести им только плоды своей особой культурной борьбы, не показывая, как и почему эта борьба и их борьба могут быть релевантными и разоблачающими друг для друга не будет иметь права называть себя «ищущим справедливости».
Способность осмысленно говорить о половом соитии как общечеловеческой реальности, а не просто как о продукте индивидуального выбора или формирования культуры, является особенно важной предпосылкой социальной и культурной критики. Хотя западной христианской сексуальной этике необходимо закончить уборку в собственном доме, ей также необходимо развить дискурс о половой и гендерной справедливости, который может говорить и слышать многочисленные моральные традиции в своей культуре и в других культурах. Это потребует встречи постмодернистской критика рациональности и моральной ценности, а также восстановление некоторых узнаваемых основ пола и гендерной этики.
