Философия религии. Том 1. Наука о материальном мире - страница 34

«Вы так велики и чисты в Своём совершенстве, что всё, что я примешиваю от себя к представлению о Вас, делает так, что это уже не Вы. Я провожу жизнь, созерцая Вашу бесконечность и разрушая её. Я вижу её и не могу сомневаться; но как только пытаюсь понять, она ускользает, это уже не она, я вновь падаю в конечное. Я вижу достаточно, чтобы противоречить себе и поправляться всякий раз, когда представляю себе то, что меньше Вас; но едва поднимаюсь, как вновь падаю под собственной тяжестью… Это не облако, скрывающее Вашу истину, а свет самой этой истины, превосходящий меня; именно потому, что Вы слишком лучезарны и ясны, мой взор не может остановиться на Вас».

(«О существовании Бога», стр. 287.)

Руссо в свою очередь говорит со свойственной ему строгой рассудительностью:

«Я не знаю Высшее Существо, которому дал имя Бог; оно одинаково ускользает от моих чувств и моего разума: чем больше я размышляю, тем больше путаюсь. Я твёрдо знаю, что Оно существует и существует само по себе; я знаю, что моё существование подчинено Ему, и что все известные мне вещи находятся в том же положении. Я вижу Бога повсюду в Его творениях; я чувствую Его в себе, вижу вокруг себя; но как только хочу созерцать Его в Самом Себе, как только пытаюсь найти, где Он, что Он такое, какова Его сущность, Он ускользает, и мой смущённый дух больше ничего не различает. Проникнутый сознанием своей неспособности, я никогда не стану рассуждать о природе Бога, если не буду вынужден к этому чувством Его отношений ко мне».

(«Эмиль», книга IV.)

«Что такое Бог? – говорит другой текст. – Далеко от того, чтобы что-либо утверждать о Высшем Существе, будем хранить перед Ним глубокое молчание: тайна безмерна, и дух теряется в ней. Чтобы сказать, что Он есть, нужно быть Самим Богом».

Это совершенно верно, и тем не менее Бог желает, чтобы Его знали; и не только хочет, чтобы мы знали, что Он для нас значит, но и чтобы мы угадывали, Кто Он есть в Себе Самом. Поэтому эти столь красноречивые тексты можно было бы упрекнуть в некотором преувеличении, если бы вообще можно было преувеличить таинственное величие Божие.

Дело в том, что это величие непостижимо; Бог пожелал остаться для нас в некоторой тайне. Но Он не хотел остаться для нас совершенно неизвестным. Он не мог открыть нам Свою природу, не изменив нашей; однако Он не скрывается полностью ни от наших чувств, ни от нашего разума. Напротив, всё Его Существо сияет перед взором ума, и Его великолепие повсюду являет телесным очам, что Он пожелал быть познаваемым всем существом человека.

Будучи Бесконечным Разумом, Он пожелал открыться конечному разуму, но не ему одному и даже не главным образом ему. Поэтому чисто метафизические умозрения не могут удовлетворить нас в познании Бога. Едва разум улавливает Его, как Он становится для нас прежде всего предметом сердечного размышления, порождая чувство мистической общности и духовного родства. И тем душам, в которых это родство ощущается сильнее всего, в которых эта общность наиболее утверждена, Он являет Себя с наибольшей силой.

Это одна из истин, на которую христианство настаивает наиболее сильно и которую речи Иисуса Христа освещают с наибольшей ясностью. Они звучат с тем большим авторитетом, что Сын Божий открывает не только идею, но и саму природу Бога: «Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа» (Евангелие от Иоанна, 17:3). В этом заключается истина. Бог и то, чем Он является для нас, остаётся неизвестным для того, кто не принимает Его с любовью и сердечным расположением; Он остаётся неизвестным для того, кто не принадлежит Богу, то есть не отдаёт себя Ему и не соединяется с Ним, как сын Божий. Напротив, Бог открывает Себя тем, кто отдаёт себя Ему и соединяется с Ним, как Он соединён с Тем Сыном, Который пришёл открыть Его, Который пришёл возвестить даже простым людям Того, чью сущность Филон ещё называл непостижимой, невидимой, необъяснимой, недоказуемой.