Физическое воспитание - страница 4

В первый раз месячные у нее пошли ночью; перед сном она корчилась от боли на диване, ожидая, что мама повезет ее в неотложку, как раньше по любому пустяку. Но на этот раз мама только предложила ей ромашковый чай, а Каталина отказалась, потому что вкус напоминал ей о больнице. Наутро на простыне обнаружилось темное пятно, и мама заставила ее застирать трусы руками, прежде чем класть в машинку. Каталина совсем не обрадовалась тому, что такие муки придется испытывать настолько часто. И почему девочки в школе обсуждали только прокладки с тампонами и ничего не говорили про боль? Заговор у них, что ли, чтобы не пугать младших? Каталина гадала, мучаются ли они такой же болью, как она, диареей и коликами и какая у них кровь – красная или коричневая, как у нее. Как они справляются с болью в животе, в груди, в ногах, в спине? Обсуждать все это с мамой было немыслимо, и Каталина приняла как должное, что менструации всегда одинаковые и что у нее каждый раз так будет: пятно на трусах, а перед этим боль в животе, которая за день предупреждает о приходе месячных. Но у нее цикл с самого начала не подчиняется никаким правилам даже по ее собственному календарю: месячные начинаются и кончаются то так, то сяк – не угадаешь, а боль иногда бывает через два дня после того, как пойдет кровь. Каталина не понимает, как при месячных можно жить в обычном ритме с той же энергией, как в другие дни. А особенно ее обескуражило, что мама расхохоталась, стоило ей заикнуться о том, чтобы не идти в школу в таком состоянии.

Просто сходить в душ и смыть засохшую кровь с ног, только при этом постараться не намочить голову, иначе можно остаться дурочкой. Так велела мама, но Каталина не послушалась, потому что предпочла бы с того самого момента остаться дурочкой, а еще потому что мама была родом из деревни, где жили сплошь ведьмы и знахари, а их байки ей нравились, только если слушать их вечерами при свечах.

«Теперь ты стала женщиной», – сказала тогда мама, и Каталина прекрасно поняла, о чем речь, но решила, что фраза все равно дурацкая.

– А что, раньше была мужчиной?

– Раньше ты была девочкой.

Девочкой Каталина никогда себя не чувствовала: ее представление о девочках никак не вязалось с тем бременем, которое она ощущала внутри. Но и женщиной она вдруг себя не почувствовала, потому что не знала, как себя чувствуют женщины, хотя ей представлялось, что это более волнующе, чем быть девочкой. Она даже не чувствовала себя так, как, по ее мнению, должны чувствовать себя подростки, несмотря на то, что скачок роста у нее уже был. Предполагалось, что высокой она не вырастет – и гены, и ее болезнь, и врачи говорили то же самое, – но Каталина вытянулась так, что уже стала на голову выше всех знакомых девочек. Ей приходится горбиться, чтобы поговорить с некоторыми из одноклассников, а две пары клешеных брюк, купленных в начале прошлого учебного года, теперь едва доходят ей до щиколоток. Двигается она неуклюже, как те надувные куклы, о которых говорит мама, и поэтому лето ей нравится больше – можно носить бермуды и не надо ходить в школу.

Она убирает направление от врача в карман рюкзака. Она помнит, как лежала в больнице, но довольно смутно, потому что тогда была совсем маленькой. Каталина не знает точно, сколько времени там провела. Две недели? Или месяц? Ей приходит в голову: а вдруг она долго лежала в коме, как бывает в кино, и такая высокая потому, что на самом деле она на три года старше, чем думает, и тогда в том, что недавно у нее произошло с отцом Сильвии, нет ничего страшного, ведь считается, что как раз такие волнующие вещи и происходят у взрослых женщин. Вот такая вот мелочь решила бы все ее проблемы. Каталина с радостью продолжила бы эту фантазию, в которой случайно оказывается совершеннолетней, но она знает, что это никак не повлияет на ее нынешнее положение: она потерялась в какой-то глуши и понятия не имеет, как вовремя попасть домой к ужину.