Встал, размялся, чтобы выглядеть свежее, не желая, смотреться
перед убийцами жалким, напуганным.
Полк Зубавина приготовился к маршу, ждал команду. В штабе
совещались. Сидор Борисович инструктировал взводных. Когда разошлись, Обухов спросил что делать с Синицыным, предложив расстрелять. Зачем, мол, лишняя забота, – держать караул для негодяя, когда люди на счету. Командир не задумываясь, отмахнулся: – Делай, как знаешь, не до него сейчас.
За Павлом пришли два бойца – Степан и Даниил во главе с братом
Обухова. Вывели на улицу, дали лопату.
– Пойдём! – командовал Митяй, – стрелять буду контру.
Красноармейцы нехотя плелись сзади. Митяй маршировал впереди.
Вышли за хутор. Остановились возле леска.
– Всё! – крикнул Митяй. – Тормозитесь. Куда ещё дальше? Только
ноги сбивать? Наши гляди, скоро поедут. Здесь рой!
Конвоиры сели на траву. Павел огляделся вокруг. «Скучновато
будет тут лежать, – подумал, – не могли веселее места найти, там, на холме где-нибудь». – Отмерил лопатой размер, обозначил границы и принялся копать для себя могилу. Бойцы курили, посмеивались.
– Сам его шлёпну, не мешайтесь, – говорил Митяй однополчанам. —
Для этой вражины давно патроны отложил.
– Да ради бога, – ответил Степан. – Лично мне противно этим делом
заниматься – в безоружного-то палить.
– Ты что такое говоришь?! – психуя, заорал младший Обухов. —
Противно стрелять во врагов революции?! Классовый враг должен быть уничтожен! Смотри Стёпа, чтобы не слышал больше гадких речей!
В порыве гнева Митяй ходил по кругу и размахивал руками,
покрикивая на сослуживцев, точно копируя манеру поведения комиссара.
– Ладно, заткнись! – не выдержал Даниил. – Чего командуешь! —
Хочется и стреляй, а к словам не цепляйся. А то не посмотрю, что брат – начальник! Схлопочешь! Степан поддержал товарища. Обухов наигранно улыбнулся, испугавшись обидевшихся сослуживцев и начал заискивать.
Павел углубился по колено. Митяю не терпелось, похаживал рядом,
крутя барабан нагана. – Копай быстрее, собака! Чего еле шевелишься?
– А ты бы кончину торопил? – вступился Степан. – Сядь, ни
мельтеши, пусть человек подышит перед смертью!
Павел откинул лопату и встал на краю ямы. – Всё! Больше рыть не
стану. Стреляй. Устал я.
Митяй крутанул барабан револьвера и прошёл мимо, напевая что-то под нос. – На! Контра! Именем революции, получи, гад! Прицелившись, на вытянутую руку, стрельнул в плечо. Сделал это в излюбленной манере, чтобы заставить мучиться врага революции, доказывая ненависть к классу эксплуататоров.
Павел пал на колени возле ямы. Схватился за раненное место,
превозмогая боль, пытался подняться, но клонило к земле.
– Стреляй, сволочь, зачем мучаешь! – крикнул он, встав в рост.
Даниил и Степан отвернулись. Вдруг в расположении полка
послышался грохот разорвавшегося снаряда, раздались выстрелы, шум и крики. Митяй бросил взгляд в сторону хутора: – Смотайся, Даня, погляди, что там?
Из-за деревьев не было видно, и тот, как ни странно подчинился,
помчался разведать обстановку. Митяй продолжил казнь, поднял пистолет, нацелился Павлу в голову, желая быстрее закончить, потому, что выстрелы доносились чаще и интерес к любимому делу пропал. Но не успел нажать на курок. Из-за деревьев прозвучал выстрел, и Митяй рухнул на землю. Пуля попала в затылок. Степан успел только передёрнуть затвор карабина и повернуться в сторону стрелка. Упал, сражённый в грудь.
