На коне подскочил поручик, которого Павел выручил из плена вместе
с Глебом. Ловко спешился и, бросив поводья, подбежал.
– Живой? – спросил, улыбнувшись.
Павлу стало легче, увидев улыбку храбреца.
В это время белые части большими силами атаковали, а
красноармейцы, свернувшие позиции, находясь в походном состоянии, были настигнуты врасплох.
Даниил подбегал к хутору. Его догнал, верхом на коне, Трофим
Обухов. Крикнул: – Где Митька! Брат где?!
– Там в лесу, Синицына расстреливает, – махнул рукой солдат. —
Что произошло, Трофим Егорыч?!
– Белые прорвались! Иди быстрей, занимай позицию! —
Скомандовал комиссар и поскакал в сторону леса, куда указал боец. Выскочил на поляну, где рыл могилу Синицын и, увидев убитого брата, выхватил из кобуры маузер. Поручик, перевязывая раненого Павла, услышал топот копыт, схватил, лежавший рядом револьвер, и обстрелял приближающегося Обухова. Лошадь комиссара, испугавшись, дёрнулась в сторону и потащила в лес. Офицер стрелял вдогонку, но тот невредимым скрылся за деревьями.
Отряду красных пришлось спешно убегать, чтобы сохранить людей и
орудия. Не было времени на перевод полка из походного в боевое положение. Белым удалось внезапным нападением занять хутор.
Спаситель отвёз Павла в передвижной лазарет, переодев в
запасную одежду. Отважный поручик служил под командованием Глеба, был капитану преданным, надёжным другом. Звали его – Егор Томин. Всю войну шли с Глебом бок обок. Егор не случайно оказался на месте, где расстреливали Павла. Перед наступлением по просьбе Глеба взял языка и был в курсе многого. Томин благодарил бога, что так удачно получилось. Выполнить приказ капитана Синицына, было для него делом чести.
Это Глеб упросил командование раньше планированного начать
атаку. Чувствовал, что брату грозит опасность. Не оставалось сомнения, что его уличили в организации побега. Ротмистру пришлось рискнуть, дать штабу такую информацию, которая заставила генерала Гаранина принять решение наступать не мешкая. Как лично ходивший в разведку, Глеб убедил штаб в целесообразности операции и его послушали. Ему повезло, что в этом бою удалось одержать победу. Случись обратное – трибунала было бы не избежать. Командование отметило заслуги капитана. Он был представлен к награде. Но любое поощрение для него было ниже душевного вознаграждения, которое испытывал, встретив брата.
Глеб навестил Павла в санчасти. Радовался, увидев в бодром
состоянии. Тот быстро шёл на поправку, видимо положительные эмоции помогали. Приподнялся на койке, приветствуя родного человека.
– Лежи, лежи, не напрягайся, – Глеб заботливо подложил подушку
ему под спину. – Хорошо выглядишь, молодец.
Павел молился в душе, видя брата живым здоровым. Улыбался. Глеб
торжествовал не меньше: – Теперь будет всё хорошо. Принёс документы. Подлечишься, отправлю к отцу. С матерью увидишься. Хоть успокоится. Вчера дал папе телеграмму по воинским каналам, что мы с тобой вместе.
Как бы ни радовался Павел встрече, дума о семье не давала покоя. —
Скажи мне, Глеб, – умиление сменилось грустью, – хутор Лесной теперь чей, под каким флагом?
– Там красные, брат. Твой полк… – Глеб вдруг замолчал, осмыслив
сказанное. Покряхтел, будто першило в горле. Сказал это машинально, без всякого упрёка. Павел не придал словам значения. Но Глеб извинился, мысленно приказав себе больше не заикаться о прошлом брата, понимая какую душевную травму может нанести необдуманной речью. Он нежно потрепал брата и, краснея, сказал вполголоса: – Полк Зубавина там квартирует. Но скоро отобьём. Готовится операция. Только это военная тайна, понимаешь?
