Читать онлайн Светлана Гаврилова - Фрау без голоса

Корректор Людмила Гордеева

Консультант Наталья Лейн

Дизайнер обложки Татьяна Сенькова

© Светлана Семёновна Гаврилова, 2025

© Татьяна Сенькова, дизайн обложки, 2025

ISBN 978-5-0065-3290-8

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мы сейчас живём во весь голос: кричим об успехах, мнимых и настоящих, в сетях ежеминутно выкладываем посты о том, куда пошли, что сказали, что съели и с кем завели/разорвали отношения. Во весь голос кричим, когда «все сложно», когда нас нечаянно задели, обидели или просто не заметили. Голос, неважно тихий или громкий, ор или шепот, нужен для того, чтобы заявить миру: «Я есмь, я пуп Земли»

И я сама почти круглосуточно живу на телефоне: боюсь, что вдруг мимо меня пройдет что-то интересное… И это «интересное» раскопала в своих архивах. Много лет назад моя хорошая и мудрая наставница – немка Ирина Яковлевна L.– прислала мне свои воспоминания… Они лежали «БЕЗ ГОЛОСА».

Уже давно нет на свете этой удивительной женщины, повстречавшейся мне на жизненном пути, которая много говорила о дружбе народов, об интересных странах, людях, обычаях, но в то же время умела молчать, держать язык за зубами. Мы подружились: пенсионерка и семиклассница. Долгие годы длилась наша переписка, и именно мне прислала она свои напечатанные уже в Канаде воспоминания. Она так и ушла, молча, не рассказав никому историю своей жизни, но дала разрешение использовать свои записи.

Я прожила сейчас почти столько лет, сколько было ей в нашу первую встречу, что-то узнала в жизни и о жизни, много ездила и общалась с людьми. И теперь хочу стать ее голосом, голосом немки, пережившей Гражданскую войну, депортацию 1941 года, статус переселенца без права передвижения, а затем реабилитированной и эмигрировавшей.

И если Вы, мой уважаемый читатель, дойдете до последней страницы этой книги, прошу не вешать на меня ярлыки ярой антисоветчицы или причислять меня к какому-либо политическому течению, потому что я родом из Советского Союза, из счастливого детства, не видевшего потайных движений взрослых людей, страданий, страха и горя. Я родилась и выросла на казахской земле, где умели дружить, не помнить обид, вспоминать добрым словом учителей, а еще любить свою страну и людей.

Они – дети мира, которые перековали свои мечи на плуги и свои копья на серпы, и не знают более войны.

Менно Симонс. 1537 г.

Итак, шел век Восемнадцатый… Эпоха Просвещения, век процветания культуры и искусства. Век великих личностей: Екатерины II, Иммануила Канта, Вольтера и Ломоносова. А еще эпоха дворцовых переворотов, восстаний, Великой французской революции, войн и крови. Но найдите в истории человечества спокойное время тишины и покоя!

Шла к закату Семилетняя война (1756 – 1763 гг.). В русском обществе война, которая велась на чужой территории и, как считали многие, за чужие интересы, особой популярностью не пользовалась, и ее окончание скорее вызвало вздох облегчения. И вряд ли сейчас навскидку кто-то скажет о причинах, ходе и итогах войны. Так уж устроено в исторической памяти народа: запоминаются войны, в которых страна вышла победительницей, а позорные страницы пусть уж лучше останутся в архивах и, может быть, пожелтевшей записью из семейного древа напомнят, что дядя Митя, широкоплечий и улыбающийся, не вернулся …из боя.

Но самый главный итог любой войны – разрушенное хозяйство. Бесприютно стоят покосившиеся домишки, заросли травой-муравой огороды, застоялась вода в колодцах, посерели от горя лица женщин, рано повзрослели дети. И как бы тяжело ни было, нужно жить и работать. А еще думать, крепко думать «государевым» людям о том, как же вдохнуть жизнь в опустевшие деревни. И как в XX веке «кадры решали всё», так и в XVIII веке главный вопрос был один: где взять людей? Тем более, что к концу 70-х годов XVIII века Причерноморская степь осталась без прежних хозяев: Крымское ханство стало протекторатом, Запорожская Сечь была разгромлена – часть казаков ушла в царскую армию, часть на новую вольницу за Дунай. И все чаще невеселые думы графа Петра Румянцева сменяли мысленные картины слаженных, крепких хозяйств прусских крестьян, которые ему доводилось видеть в заграничных походах. Сословие крестьянское тем и отличается от городского люда, что нелегко на подъем: то жатва, то уборка, то скотина приплод дает. Не сдвинешь: в землю глубоко въелись, корни пустили. Но нашлась одна зацепочка: неизвестные до сих пор в России меннониты, своего рода чемпионы мира по переселению в разные уголки земного шара. Что же не давало им покоя, почему срывались они с мест и уходили в неизвестность, обрастая на новом месте хозяйством и связями?

Сообщество меннонитов появилось на свет в Голландии еще в далеком XVI столетии. Течение получило свое название в честь основоположника – простого деревенского священника Менно Симонса. Став свидетелем зверств религиозных войн, Симонс разработал концепцию максимально бесконфликтного христианского вероучения. Главный его постулат фактически сводится к абсолютному пацифизму: меннонитам строго запрещено принимать участие в любых военных столкновениях. Меннониты отличались миролюбивым характером, огромным трудолюбием, скромностью, аккуратностью и опрятностью, чтили традиции, любили музыку, уважали школу и просвещение.

Первое переселение меннонитов в Россию из Мариенвердерской низменности (в Пруссии) состоялось в 1789 году по приглашению правительства в числе 228 семейств. Им была обещана свобода вероисповедания и свобода от военной и гражданской службы, дана льгота освобождения от податей на 10 лет, и каждому семейству отведено по 65 десятин земли, а также дано по 500 рублей на проезд и обзаведение. В свою очередь, меннониты обязывались давать на общем основании квартиры и подводы для проходящих через их селения войск, содержать в исправности дороги и мосты и платить поземельную подать по 15 копеек с десятины удобной земли.

Проект «Новороссия» начал действовать, но «русским духом» здесь не пахло: немцы-меннониты обживали землю, трудились и верили в лучшее.

Занималась заря… Весенняя заря 1913 года. Алый рассвет играл на розово-пудровых девичьих губах Юстины, улыбающейся во сне. Это была сладкая улыбка расцветающей девушки, у которой еще вся жизнь впереди и, хотелось бы верить, долгой, счастливой, наполненной житейскими радостями, приятной усталостью труда и женского счастья. А счастье – это такая субстанция, которой трудно дать определение. Великие умы человечества не раз трактовали это слово. И все равно нет однозначного универсального толкования. Только человек, шагая по своей дороге жизни, набивая себе синяки и шишки, теряя друзей и наживая врагов, научившись радоваться малому, приходит к пониманию, в чем слагаемые его счастья. И только он называет себя счастливым человеком и, ощущая себя счастливчиком или баловнем судьбы, дает основания и окружающим себя воспринимать как человека, поцелованного Богом.

И вот уже наглый горячий лучик заиграл в длинных ресницах, и Юстина открыла глаза и тут же зажмурилась от ярко-счастливого света солнца, заполонившего комнату. Но помня, что негоже долго нежиться в постели – ведь Бог не любит неженок и ленивец – Юстина вскочила, подбежала к окну, отдернула занавеску и обомлела: перед домом на крепком шесте под тяжестью разноцветных лент, платочков и сладостей, сгибаясь к самой земле, красовалась майская свадебная ветка. Так в немецких колониях – поселениях признавались в любви, а еще это был знак, что в этот день в дом придут сваты.

Юстина, замирая от страха перед грядущими событиями, вошла в кухню, где уже накрывали на стол нехитрый завтрак мать и бабушка.

Мать с порога сердито буркнула:

– Ставь побольше теста на пироги к обеду.

А бабушка, посмеиваясь, прошептала любимой внучке:

– Да не пересоли тесто, соль еще на стол ставить, тыквы ведь нет в чулане: коровам скормили.

И Юстина поняла, что ее свободная девичья жизнь подошла к концу, потому что Яков получит от ее родителей согласие на брак. Годом раньше, когда сватали сестру, девушка запомнила, что хлеб, пироги, сыр на стол сватам готовят, а вот если жених не ко двору пришелся и чем-то родителям не угодил, то незадачливому юнцу и его сватам выкатывали под смех соседей тыкву и выносили бутерброды. Но, к слову, редко так шутили: к такой невесте потом мало кто сунется, потому что репутация была подмочена. Так что тыква шла по назначению: или на корм, или уж на карету для Золушки.

Все утро в доме скребли, мыли, хотя это было лишним, потому что в немецком жилище уборка была ежедневным ритуалом и трудно даже самой привередливой чистюле найти в нем пылинку или намек на грязный налет. К полудню дом сверкал, как тронный зал монаршей особы. Во дворе залаяли собаки, и бешено застучало сердце Юстины от мысли, что вся кутерьма в доме из-за нее и на некоторое время она станет в центре внимания.

В зал вошли сваты с белой лентой «Freirsch» и Яков со свертком в руках. Сватья с порога затараторила:

– У нас есть хороший бычок. У вас – хорошая телочка. Яков наш – парень работящий, покладистый, хозяйство разумеет, грамоту знает.

Так уж повелось испокон веков: продавая товар, выставляли его в выгодном свете. На невольничьем рынке наглые торговцы раздвигали челюсти рабам, и помещику, чтобы выгодно сплавить крепостное семейство, нужно было указать, что глава семейства «нрава тихого». Обряд сватовства же всегда держался на сватах – людях, бойких на язык, умеющих вежливо разговаривать, держать инициативу в разговоре, расхваливать жениха и его «житье», не уронить достоинства в случае отказа. Жениху же с невестой отводилась роль немых слушателей – БЕЗ ГОЛОСА. Да это в такую минуты и правильно: от волнения вряд ли какие слова на ум приходят.

Мать с отцом жестом пригласили гостей к столу. Сваты степенно сели на почетные места.

– Ну, Юстина, подавай, посмотрим, какая ты хозяйка выросла. Расторопна или голодом гостей заморить хочешь?

Юстина – истинная немочка, матерью не избалованная, хозяйство вести приученная, – сновала вокруг гостей, подкладывая сватам куски получше, разливая напитки, вовремя меняя тарелки – любо-дорого посмотреть.

Сватовство – дело серьезное: не гребешок или лошадь себе покупаешь, поэтому сидели долго, разошлись к полуночи, обстоятельно и серьезно решив все вопросы со свадьбой, приданым и помощи молодым на первых порах. На одну из суббот июня была назначена свадьба. Уфф, ну не будем же здесь все эти свадебные хлопоты расписывать: не журнал для молодоженов верстаем…

А «вечер шума» приближался. Накануне Юстина с матерью замесили несколько кадок сдобного теста. В доме витали ароматы ванили, корицы, шафрана – вкусные запахи предстоящего праздника. Рано утром Юстина и Яков разносили соседям, друзьям и родственникам подошедшее пышное тесто, которое выполняло своеобразную роль пригласительного билета. А вечером со свежей выпечкой из теста молодоженов и… посудой (вот она, не немецкая практичность, а забота и помощь: и гости сыты, и жених с невестой не устали от хлопот, и хозяйка дома не валится с ног от усталости).

Предполагаю, что многим трудно поверить, что вечер без спиртного (меннониты не употребляли алкоголь ни в каком виде) мог быть таким шумным и веселым, музыкальным и танцевальным. А когда гости стали расходиться по домам, молодежь, сбившись в небольшие стайки, пошла на вылазки: красть кур у соседей. Религия меннонитов всегда была строга к ворам, стяжательству и плутовству. И только во времена свадебной кутерьмы разрешалось это шутливое баловство: считалось, что, чем больше кур своруют и ощипают к утру друзья жениха, тем сытнее будет жизнь молодой семьи. Холостяцкая вечеринка закончилась тем, что часть рябушек под лай собак и напускное недовольство хозяев была выпотрошена на кухне невесты и ждала своей кастрюльки, чтоб порадовать нежным мясом гостей на свадьбе.