И вот сегодня прощальная работа метлой. С некоторым лирическим томлением в сердце. Все-таки семь лет на таком поприще – это семь лет. Но жизнь моя сюжет-на. Было бы странно, если бы эти последние минуты закончились ничем.
На лавочке во дворе расположились двое хмырей. А я там уже подмел. И вот на земле полно окурков, а под лавочкой пустая бутылка. Ну и плевки, конечно, окурки. А на лавочке этой обычно сидели мамочки из общаги со своими колясками. И вот эти мамочки выходят из дома и что же видят?
Я очень спокойно, почти вежливо и уж точно совсем не грубо, попросил хмырей прибрать за собой. Зачем? Ведь понимал, что для них сделать это – ниже их достоинства. Проще было прибрать самому. Но об этом тут же узнала бы вся общага. Тоже не фонтан.
Короче, слово за слово… Видит бог, я не хотел. У меня что-то с головой. Сорвало башню. Одному хмырю стряхнул лампочку, у него признали сотрясение мозга. У меня распухла правая кисть.
В травмопункте сделали рентген. Перелом какой-то косточки в запястье. Там их столько, мелких косточек! Повезло еще, что сломалась одна. Кое-как наложили гипс. Я заметил, что доктор делал это неловкими движениями, но в целом, кажется, правильно. Эскулап признал, что вообще-то он психотерапевт. Но по специальности мало востребован. Это на Западе люди стремятся завести себе личного психоаналитика. Мы к этому никогда не придем.
Поинтересовался осторожно:
– Как же вас угораздило?
– Вспышка.
Эскулап сказал с умным видом:
– Так устроена наша сегодняшняя жизнь. То, что выводит нас из себя, мы преодолеваем. А срываемся на чем-то совершенно постороннем. Давайте я вас послушаю.
Он велел мне снять рубашку и начал слушать по старинке фонендоскопом.
– У вас нервное сердце – тахикардия. Дыхание поверхностное. Неужели до сих пор курите?
Меня передернуло. Какая к черту тахикардия? Я столько занимался спортом. И я уже четырнадцать лет, как бросил курить. Правда, изредка, в нервные минуты, покуриваю.
– Возраст – это не цифры прожитых лет, – сказал доктор. – Возраст – это анализы. Вот такая конфузия. Перестраивайтесь, привыкайте к мысли, что у вас в любой момент что-то найдут. О смерти, наверное, не думаете?
– У меня иногда такое чувство, будто жизнь только начинается, – сказал я.
– Жизнь начинается тогда, когда мы понимаем, как мало нам осталось, – изрек доктор. – Давайте примем обезболивающее.
Арнольд Иванович (так звали врача) полез в шкафчик, достал баночку со спиртом. Развел водой из-под крана. Выпили. Оказалось, доктор был постоянным читателем нашей газеты. По ухоженному лицу, хорошей стрижке и дорогой обуви было видно, что в годы советской власти Арнольд не бедствовал и до сих пор не прозябает.
– Первое, что должен сделать нормальный человек в эпоху перемен, – это забрать у государства свои деньги.
Значит, я ненормальный, почти дебил. У меня даже сберкнижки не было.
– На мой взгляд, вы обыкновенный шизоид, – сделал вывод Арнольд. – Не обижайтесь. Вы ж сами себе поставили диагноз. Вы сказали – вспышка. Многие люди – шизоиды, только разных направлений и, так сказать, не в чистом виде. Я тоже из этого разряда. Быть шизоидом даже выгодно, уж поверьте. Мы не так, как другие, боимся умереть.
Доктор изложил еще один взгляд на гримасы текущей жизни.
– Скорее всего, мы получим совсем не то, чего ждали, хотя бы потому, что толком не представляем, что нам надо. Наших врагов всегда побеждали не столько наши армии, сколько пространства. Сегодня я бы назвал пространством нашу психологию. Нам ее не победить.
