Футуризм и безумие (сборник) - страница 29



Врезавшись острым напором в мертвое тело культуры – звонко бросают молодые пираты старому миру свой гордый клич:

…Дерзновенной атаки
Возводим довлеющий столп
Для себя,
Чтобы рушить вожделенно
Неизменный Миф бытия!
(Ив. Игнатьев).
4 Декабря 1913 г.
Киев.

Евгений Радин

Футуризм и безумие

Параллели творчества и аналоги нового языка кубофутуристов

Душевное заболевание носит название безумия, хотя понятие это включает целую область состояний, промежуточных между истинною болезнью и истинным здоровьем. Да и понятие истинного здоровья очень шатко. Когда мы употребляем слово душевнобольной, всегда мысль рисует яркий образ заблудившегося среди противоречий жизни человека.

Полною коллизий была жизнь подрастающего в период общественного движения 1905-07 годов поколения. Теперь это поколение оканчивает учение и готовится вступить в жизнь, частью уже вступило…

Волнения и разочарования потрясли нервно-психическое здоровье еще в тот период, когда организм только формируется, накопляет силы. Эти силы надорваны, здоровье расшатано…

Таковым явился перед нами облик некоторой части учащейся молодежи, когда в 1912 году Комиссией по борьбе со школьными самоубийствами Русского Общества охранения народного здравия была предпринята анкета о душевном настроении учащихся[58].

Много жалоб на низкий уровень молодёжи, на отсутствие идейных интересов, на то, что пережившие 1905 год обречены, так как им нечем жить и нечего делать…

К дисгармоничности окружающих общественных переживаний примешивается и влияние символической литературы, поклоняющейся смерти (Ф. Сологуба, Арцыбашева и пр.).

«Мысли о самоубийстве приходят, – пишет курсистка, – после чтения современных произведений, где ужас жизни, безволье, беспринципность; люди мечутся в агонии и уходят от жизни. Скверно бывает на душе. Ждала раньше, что в книгах ответ найду на проклятые вопросы, почерпну веру в жизнь… Ведь кроме книг нет друзей. Одна. И не было ответа, кроме призрака смерти… Культ её везде, везде… Прочтешь такую книгу, и видишь – выхода нет, поддашься настроению культа смерти и ходишь полна безверия в жизнь, работать голова не может… и воля разумная над собою как бы теряется, и создается ужас, из которого нет выхода. И себя презираешь за такую слабость, клеймишь и ничего поделать не можешь.

Действительно, жизнь такова».

Одна часть пережившей ужасы реакции молодёжи поддается настроению угнетения, не знает, что делать. Другая – литературная и художественная фракция – высмеивает символический упадок интереса к жизни. На смену унылым декадентам выходят бодрые жизнерадостные футуристы

«На вопрос, что делать, отвечает и песнь сёл и русские писатели, – пишет В. Хлебников.

Но какие советы дают и те и другие?

Наука располагает обширными средствами для самоубийств; слушайте наших советов: жизнь не стоит чтобы жить. Почему “писатели” не показывают примера?

Это было бы любопытное зрелище». (Союз молодежи. № 3).

В противоположность пессимизму декадентской литературы начала столетия, футуристы – не декаденты, не смерть и упадок воспевают они, а движение и радость.

На тот же вопрос – что делать, обращенный к самим футуристам, они отвечают: жить ради будущего, утверждая его в настоящем.

Если к символически-декадентскому творчеству можно было применить термин упадка, вырождения личности, то к футуристам подходил бы термин возрождения личности.

Реализм признавал содержание художественного произведения выше формы. Символисты форму возвысили до содержания, но содержанием их творчества была эротика и смерть. Воспевание смерти принесло им смерть, хотя и не в буквальном смысле слова, – как ядовито предлагает В. Хлебников. Интерес к упадочным мотивам литературы падает, и общество ждет возрождения личности от литературы – новых пророков.