Жил герцог Маддалони, по сути, на два города: бóльшую часть времени проводил в Сант-Агата-де-Готи и изредка наведывался в Неаполь. Его приезды в столицу с каникулами сына совпадали нечасто, и юный маркиз не догадывался о том, что у отца есть другая семья.
Молодость вообще эгоистична. Она зациклена на себе, на собственных интересах и удовольствиях. Ей недосуг справляться о чаяниях и заботах других людей. Сына не волновало отцовское желание уединиться в отдаленном замке. Он воспринимал его как обыкновенное чудачество родителя. Нравится отцу сидеть в этой дыре – так тому и быть. Главное, чтоб в его жизнь тот вмешивался как можно меньше.
Из дневников четвертого герцога Маддалони, врученных поверенным, Джанкарло узнал, что отец не хотел поднимать шум в свете и привлекать внимание к неравному браку. Он втихую наслаждался семейной идиллией, которая, к несчастью, продлилась очень недолго. Когда дочери герцога исполнилось десять лет, ее мать скончалась в родовой горячке сразу после рождения второго ребенка. Младенец, а это был мальчик, последовал на тот свет за матерью.
Судя по записям в дневнике, отец тяжело переживал потерю любимой женщины и третьего ребенка. Джанкарло Мария помнил это время. Герцог Маддалони окончательно удалился от света и безвылазно сидел в Кастелло Бланкефорте. По признанию отца, доверенному дневнику, весь смысл его жизни с той поры сосредоточился на горячо любимой дочери. Он холил, лелеял и всячески баловал любимицу. Та платила родителю искренней заботой и любовью.
По словам Хасинты, которая близко сошлась с сестрой, горе дочери после известия о смерти отца было столь велико, что она впервые в одиночку приехала в Неаполь, дабы лично присутствовать на траурной мессе.
Когда Джанкарло услышал об этом, в его памяти всплыл момент, связанный со странным поведением шурина после той мессы. Маддалони отлично помнил, что Луис Игнасио у всех расспрашивал, знает ли кто-нибудь что-нибудь о рыжеволосой девушке, которая присутствовала в церкви во время панихиды. Джанкарло было тогда не до причуд родственника жены, славящегося любвеобильностью, но, когда Хасинта рассказала, что Фьямметта Джада посетила заупокойную литургию, он вспомнил тот факт преотлично.
Пообщавшись с Фьяммой лично, Джанкарло Мария выяснил, что сестра лишь после смерти отца узнала о существовании старшего брата. Оказывается, их родитель хранил тайны не только от сына, но и от дочери. Информации о мотивах такого поступка не было ни у поверенного, ни в отцовских дневниках. Эти тетради по большей части были заполнены романтически-сопливой чушью о любви к юной красавице-жене и рассказами о проделках обожаемой дочери.
Читая отцовские признания, Джанкарло Мария впервые понял, какие гадкие чувства – зависть и ревность. То, в каких выражениях Пьетро Винченцо Ринальди писал о Фьямметте Джаде, навевало грустные мысли о том, что единственного сына отец не любил вовсе. В этом трудно признаваться, но никогда по отношению к себе или к матери Джанкарло не слышал из уст родителя таких цветистых выражений, полных искренней любви и щемящей нежности, которыми изобиловали страницы отцовских тетрадей, адресованные дочери и жене.
Когда о существовании тайной дочери герцога Маддалони стало известно в свете, разразился грандиозный скандал. В те крайне неприятные дни, когда только ленивый не перекатывал на языке, истекающем язвительной желчью, их фамилию, новоиспеченного герцога Маддалони поддержала юная супруга. Хасинта Милагрос поощряла любые усилия мужа по налаживанию взаимоотношений с новообретенной сестрой.
