Альфонсо Лигуори ответил Луису Игнасио понимающей улыбкой:
– Да, Неаполь дивный город. Недаром у нас говорят: «Взгляни на Неаполь и затем умирай»[198].
Де Велада рассмеялся:
– Вы, неаполитанцы, умеете расхваливать красоты своего королевства, как никто другой. Мне кажется, у вас самое ходовое слово «диви́но»[199] – «божественный». О чем ни зайдет речь, только и слышно «дивино» да «дивино». Караваджо – божественный, Скарлатти – божественный, Фаринелли – божественный, Бернини – божественный, Торквато Тассо – божественный[200].
Впрочем, погрешу против правды, если скажу, что не восхищен рукотворными и нерукотворными красотами Неаполитанского королевства и творениями великих детей его.
– Вы были в Геркулануме и Помпеях? – спросил с интересом епископ Лигуори.
– Что я там забыл? Города-кладбища не входят в спектр моих интересов. Тем более что всё более или менее ценное, что было найдено в них, давно перекочевало в богатые неаполитанские палаццо, которые я с удовольствием посещаю.
К примеру, в этот приезд запланировал побывать в Палаццо-дельи-Студи[201], где выставлены предметы из археологических раскопок.
– Но, ваша светлость, позвольте! – воскликнула Фьямметта. – По-моему, вы совершенно не правы.
Де Велада иронично изогнул бровь.
– Надеюсь, вы оставите за мной это право?
– Какое именно, позвольте узнать? – лицо девушки выражало искреннее непонимание.
– Право быть неправым, конечно, – ответил маркиз с лукавой улыбкой.
Немного помолчав, он развил мысль:
– Нет ничего более скучного и унылого, чем постоянно и во всём быть правым. Однообразие не красит нашу жизнь.
– А вот, на мой взгляд, Помпеи и Геркуланум – самое любопытное, что мне довелось увидеть, – вклинился в диалог священник. – Ощущение, что на волшебной машине времени переносишься в античность, о которой читал в книгах. С удовольствием посетил бы раскопки еще раз. Думаю, с момента моего последнего визита туда они продвинулись гораздо глубже.
Когда Альфонсо Лигуори предложил маркизу взглянуть на редкую по красоте статую из Геркуланума, которую сумел приобрести владелец этого палаццо, де Велада пошутил:
– Надеюсь, в этом случае не получится как в том анекдоте, который передается во всех гостиных Неаполя из уст в уста.
– Какой анекдот вы имеете в виду? – вновь подала голос притихшая было маркиза Гверрацци.
Женский интерес, по обыкновению, заставил де Веладу распустить павлиний хвост. Он развернулся к девушке и принялся говорить вкрадчиво и доверительно:
– Один английский знаток древностей, путешествующий по Италии, захотел познакомиться с этрусской вазой, найденной при раскопках Помпей. Он пришел в палаццо некоего маркиза Икс с желанием узреть античную находку.
К большому сожалению, хозяина дома не оказалось, но дворецкий за полученную мзду с радостью провел его к вазе. Ученый муж дивился ее формам, орнаментам и отличной сохранности, потратил время на зарисовку, а когда прощался, слуга предложил зайти завтра поутру. На вопрос «зачем» мажордом ответил, что тогда его сиятельство маркиз сможет продемонстрировать ему оригинал вазы.
Оказалось, что тот керамический горшок, который с таким радением зарисовывал англичанин, был не слишком искусной копией, сделанной руками хозяина палаццо, желающего повторить оригинал. Посрамленный сноб просил мажордома никому не рассказывать об этом казусе, но, как водится, уже назавтра о забавном случае судачил весь Неаполь.
