Может быть, для окружающих он и был таковым, а еще черствым и себялюбивым, но Хасинта знала, что это маска, за которой скрывается доброе и любящее сердце. Одно его отношение к маленькой дочке чего стоило! Ей бы хотелось, чтобы таким же ласковым, трепетным и заботливым отцом стал для их детей супруг-герцог.
– Ну так как? Вы смогли поладить с Фьямметтой? – продолжила допрос Хасинта.
– А разве у нее был шанс со мною не поладить? Кто, как не ты, может знать, каким милым обаяшкой я могу при желании стать. Уверен, твоя подруга в восторге от твоего старшего брата.
Хасинта Милагрос закатила глаза:
– Милый братец, раздутому эго не тесновато в твоем теле?
– Ты же знаешь, дорогая сестрица, мой эгоизм побеждает альтруизм, а эксцентричность опережает тактичность.
На сказанное Хасинта выразила недовольство:
– Зачем ты всё время наговариваешь на себя? Ты верно сказал: кому, как не мне, знать, каков ты на самом деле.
Луис Игнасио приобнял сестру и чмокнул в макушку.
– Дорогая, твой брат уже успел поделиться с тобою новостью? – спросил входящий в будуар супруги герцог Маддалони.
– Новостью? Какой новостью?
Хасинта Милагрос вывернулась из рук Луиса и заглянула ему в лицо, но он удовлетворять интерес не торопился, поэтому герцогиня обратилась к супругу:
– О чем речь, дорогой? С момента рождения сына я не видела тебя таким довольным.
– Твой брат попросил руки моей сестры.
Услышав сказанное, Хасинта перевела удивленный взгляд на Луиса Игнасио. Ее милый ротик округлился в изумлении. Де Велада склонился к ней и пальцами за подбородок прикрыл его обратно:
– Смотри, не вырони глаза на щеки! – произнес он с добродушной иронией.
– Это правда? – спросила Хасинта у супруга, не очень-то поверив сказанному.
Перевела взгляд на брата и добавила:
– Это не розыгрыш?
– Обижаешь, Гатита. Разве я похож на того, кто шутит такими вещами?
– Ты похож на того, у кого были десятки романов и сотня женщин, – воскликнула находящаяся в состоянии полного замешательства Хасинта Милагрос.
– Да, но никому из них прежде не удавалось согреть в теплых и нежных руках мое сердце. Маркизе Гверрацци удалось.
Луис Игнасио произнес это с ироничной улыбкой – ни сестра, ни ее супруг не поняли сначала, шутит или говорит всерьез.
– Дорогая, мне кажется, твой брат сейчас выразился не о моей сестре, – произнес Джанкарло с иронией, обращаясь к супруге.
Луис Игнасио рассмеялся.
– Хорошо, скажу иначе. Маленькая ржавая булавка проникла мне под кожу. Расположилась там и постепенно завладела всем существом. Моими мыслями. Моими делами и заботами. Сейчас, когда ее нет рядом, я себе не хозяин. Не знаю, куда себя деть и чем занять.
По интонации маркиза вновь было непонятно, на какую реакцию он рассчитывает, но Хасинта, видимо, что-то уловила в ней, потому что, обращаясь к мужу, в полной растерянности произнесла:
– Видимо, это правда, дорогой. Я давно не видела брата таким воодушевленным.
Переведя взгляд на Луиса Игнасио, добавила:
– Я всегда знала, что вы, мужчины, любите не нас, женщин, а свое состояние рядом с некоторыми из нас.
Обращаясь к мужу, заключила:
– Похоже, твоя сестра стала бальзамом жизни и радости для моего брата.
– Да, похоже, – ответил герцог Маддалони задумчиво. – Видимо, судьба заставила нас четверых разыграть партию французской карточной колодой[31]. Можно сказать, сыграли на обмен в реверси: сначала я забрал сестру у маркиза, теперь он забирает мою сестру.
