– А чем ты занималась сегодня?
– Да ничем, – чувствуется, что дочь пожимает плечами. – Па-а-ап…
– Что?
– Слушай… Я тут от скуки захотела пересмотреть наши семейные альбомы. Нашла все, начиная со школы, с первого класса. Но почему-то не вижу совсем детских. Когда я маленькая была.
На лбу Сергея, несмотря на иссушающую жару, вдруг выступает пот.
– Па-а-ап…
– Да-да, Танюш, извини. Я не понял. Какие альбомы?
– Ну, фотографий. Ты разве не фотографировал меня, когда я была совсем маленькой? У всех такие есть. Всякие там мимимишные младенцы в соплях с выпачканными лицами. Колясочки-фигасочки, игрушки-погремушки. Дитё на горшке в фас и в анфас. Встреча из роддома. И все такое, – несмотря на пренебрежительный сарказм человека, считающего себя безумно взрослым, в голосе Тани звенит странное нервное натяжение. – Я нашла фотки только с первого класса. И где более ранние? Я посмотреть хотела.
Сергей мнется. Мозг лихорадочно придумывает, что сказать. Если честно, Нютка первый раз спрашивает его об этом, и Сергей не знает, что говорила ей на этот счет жена, поэтому боится попасть впросак.
– Па-а-ап?
– Извини, Нютка, тут ходят всякие, разговору мешают.
Сергей нервно косится на проходящего мимо стюарта и переводит взгляд на дальний горизонт, где искрящееся море как будто испаряется прямо в голубое небо.
– Ты знаешь, – начинает он осторожно, – это давно было, поэтому я толком не помню. Когда мы переезжали из старой квартиры в эту, часть коробок грузчики потеряли. Мы тогда это не сразу обнаружили. Пока распаковывали коробки, пока вещи разбирали, много времени прошло. Короче, кое-чего по мелочам не досчитались. Предъявлять претензии было уже поздно, да и некому. Сами виноваты, что проморгали.
Удачно придуманная ложь окрыляет его, и он уже более уверенно продолжает.
– И самые первые альбомы, кажется, тоже там были. Твои дошкольные. Но я не уверен. Ты у мамы спроси. Она, может, лучше помнит, как дело было. Ты ей позвони и спроси.
– Ладно. Потом. А почему я не помню переезда? Совсем не помню.
– Ты? – Сергей стирает рукой пот со лба. – Да ты же тогда в больнице лежала. Не помнишь, разве?
– Да, помню, – задумчиво соглашается Таня. – Помню. И старую квартиру помню. Там окна на институт выходили.
– Точно, – вздыхает с облегчением Сергей. – Ты тогда в больнице лежала, а мы переездом занимались. А после больницы повезли тебя сразу же в новую квартиру. Мама тебе пирог испекла. Мороженого тебе накупили, игрушек. Ты помнишь?
– Нет, не очень, – с сомнением говорит Таня. – Я тогда маленькая была. Значит, ничего не осталось?
Сергей изо всех сил прислушивается к далекому голосу дочери, пытаясь понять причину, побудившую ее с такой настойчивостью расспрашивать об этом.
– Танечка, у тебя все хорошо? Точно? Что-то голос какой-то не такой, как обычно. Ты как будто в нос говоришь. Ты не простудилась случайно? Кондиционером тебя не продуло?
– Какой кондиционер, пап?! – усмехается Таня. – Сегодня в Москве всего 23 градуса. И дождь вот-вот пойдет. Это у вас там жара.
– Ах да! Конечно.
– Пап, а вы когда приедете? Какого числа? Я забыла.
Сергей снова удивляется. Неужели скучает?
– Нам тут еще десять дней плавать.
– Понятно.
Сергей слышит в голосе дочери явное разочарование.
– Танюш, да что у тебя случилось такое? Тебя кто-нибудь обидел?
– Никто меня не обидел. Вот еще! – огрызается Таня, но тут же снова смягчает голос: – Не бери в голову, па. Все у меня путем.
