– Вы не правы, милая Марианн, – французская дама мягко качает головой. – Просто на Санторини надо приезжать на несколько дней, брать машину и ездить по нетуристическим тропам. Мы с Жаном были там в молодости, – доверительно накрывает морщинистой ладонью француженка руку своего мужа. – И у нас остались совершенно восхитительные воспоминания. Мы останавливались в маленьких деревушках, ели в домашних тавернах, где лично для нас готовили огромных свежевыловленных рыб и креветок. Ах, это было бесподобно – закаты, пляжи с черным песком… Ты помнишь, Жан? N’est pa? ( Не так ли?)
– Oui ma cheri. (Да, моя дорогая.)
Старички улыбаются друг другу и своим воспоминаниям.
Сергей подмечает брошенный его женой завистливый взгляд и слегка поджатые губы. Ну вот, с усмешкой думает он, следующий маршрут путешествий ею уже выбран и обжалованью не подлежит. Ну нет, ма шери, на эту козлиную тропу ты меня не затащишь, с неожиданным ехидством решает Сергей, ничего у тебя не получится.
Французы вежливо откланиваются, машут рукой и доверительно сообщают, что теперь идут на массаж. Сергей остается наедине с женой. Ее лицо, долго изображавшее приторную любезность, разглаживается, сбросив утомившую его маску, и становится обычным повседневным лицом.
– Ну как там Таня? – с холодком в тоне спрашивает она и проводит пальцем по запотевшему стакану с коктейлем.
– Кажется, нормально, но мне показалось, что она то ли расстроена, то ли начала скучать по нам.
– Скучать? – жена рассмеялась с горечью. – Скажешь тоже – «скучать»! Да когда нас с тобой зароют, она придет сплясать на могиле.
– Ты к ней не несправедлива. Она же еще ребенок.
– Я достаточно натерпелась от этого «она-ж-ребенка». Наверное, нет такой грубости, какую я не выслушала в свой адрес. И это в ответ на все, что я делала для нее. Возила на кружки, помогала делать домашнее задание, в школе даже вступила в родительский комитет и занималась всякой фигней, чтобы только учительница была к ней полояльней. Но куда там! – жена досадливо машет рукой. – Все равно в конце концов на тройки скатилась. Лентяйка и бездарь!
– Прекрати! Как ты можешь так говорить? Ты понимаешь, через что она прошла?
– Да-а? – глаза жены становятся злыми. – И теперь нужно всю жизнь из-за этого с ней сюсюкаться и носиться как с писаной торбой? А она в ответ чуть ли не матом тебя кроет! Господи, сколько сил я угробила на все ее дополнительные занятия, которые потом ей разонравились, на теннис, который она бросила, на организацию ее дней рождения. Танечка, вот тебе блинчики, Танечка, дай я поглажу кружавчики, Танечка, то, Танечка, се! Вертелась, как юла. И швец, и жнец, и на дуде игрец! А в ответ – что? Нет, ну ты мне скажи: что в ответ? Спасибо? Держи карман шире! Не благодарность, а шиш с маслом! А ведь была таким чудным ребенком. Я так сильно… – губы жены начинают дрожать.
Сергей с сочувствием смотрит на нее.
– Ты позвони ей. Мне кажется, она с матерью откровеннее будет. Надо все-таки выяснить, что с ней происходит.
– А почему ты думаешь, что с ней что-нибудь происходит?
– Не знаю. Просто так показалось.
– А ты спрашивал ее об этом?
– Спрашивал.
– И что она сказала?
– Да нахамила опять, кажется, – покаянно признается Сергей.
– Вот-вот, – задумчиво кивает головой жена. – И снова здорово. Нет, Сереж, я звонить не буду. Позвоню, как обычно, завтра.
– Но как же так?! Тебе что – трудно позвонить? – Сергей начинает закипать.
