Гамаюн – птица сиреневых небес - страница 30
– Ты знаешь… трудно. Устала биться о каменную стену. Уже такую шишку набила, что…– она машет рукой. – Извини, но перегорела. Переживала, бесилась, плакала, а потом взяла и перегорела.
Сергей молчит, не зная, что сказать. Да и что тут скажешь?
– Кстати… – вдруг вспоминает он. – Танюшка вдруг стала меня об альбомах фотографий спрашивать.
– Каких альбомах?
– Не знаю зачем, но она стала копаться в наших семейных фотоальбомах. Не нашла дошкольных и стала меня пытать, куда они могли запропаститься.
– И что ты ответил? – взгляд жены становится резким и требовательным.
– Соврал, что при переезде потеряли грузчики. А что мне еще оставалось? – он разводит руками.
– Правильно. Молодец, – кивает головой жена. – Хорошо, что ты тогда от них избавился. Не дай Бог Таня на них натолкнулась бы.
Сергей открывает рот и тут же захлопывает его. «Я не избавился от них, – едва опрометчиво не произносит он. – Я их оставил в квартире у мамы».
Как я мог вообще избавиться от них? – хочет возразить он. Это же наше прошлое. Это его прошлое. Его заплетенное в солнечные лучи прошлое. Пусть оно приобрело на фотографиях эффект засушенного листка из гербария, превратилось в жалкий трупик наколотой на иголку укоров совести мертвой бабочки, рассыпалось беспомощными частичками плоти заложенного между страниц и забытого на годы цветка… Пусть так! Но избавиться от него, поднять на него кощунственную руку, самому занести молот на возведенный в душе саркофаг памяти… Нет, это выше его сил, выше его сил! Вы-ше!
Однако вслух Сергей ничего такого не произносит и только послушно кивает головой.
– Слушай, а не может так быть, чтобы Таня… начала вспоминать… – осторожно предполагает он.
– Исключено, – поджимает жена губы. – С ней поработал высококлассный психолог. Как ты помнишь, очень и очень дорогой. Уникальный в своем классе. Просто гений. Исключено. Абсолютно.
Сергей соглашается. Да, этот человек сотворил просто чудо, но…
– Но может быть, со временем… – сомнения продолжают его терзать, и он робко высказывает свою боязнь.
– Ис-клю-че-но! – еще раз безапелляционно заявляет жена и, как бы подчеркивая окончание дискуссии на эту тему, берет в руки журнал, до этого втуне валявшийся рядом.
Что ж… Если она так уверена. Дай Бог, дай Бог! По крайней мере, они сделали тогда для Танюшки все, что могли. Все, что было в их силах и даже больше. Сергей откидывается на удобную спинку кресла, снимает очки и закрывает глаза. Ладно, ладно, все будет хорошо, – уговаривает он завозившееся в душе бесформенным хаосом волнение за дочь. Вот Миха сходит и проведает ее. И доложит ему. Все будет хорошо. Все должно быть хорошо. Сергей повторяет это, как мантру, как припев навязчивой песни, как заклинание, как молитву. Господи, пусть все будет хорошо! Пусть будет!
ГЛАВА 14. Ксандра.
Голь перекатная
Эпизод, которому суждено было направить мою жизнь по извилистому руслу с берегами, кишащими крокодилами, случился в средней школе, вернее, уже ближе к концу оной. Мне было тогда примерно столько же лет, сколько сейчас Тане.
Когда я перешла в среднюю школу и с облегчением распрощалась со своей первой учительницей-мучительницей, многое изменилось. У нас появились разные педагоги, каждый со своим подходом, порой со своими тараканами, но и отношение ко мне как к ученице тоже изменилось. Я смогла наконец распрямить согнутую от унижений спину и попыталась заново протянуть ниточку доверия к учителю, которую так жестоко и резко оборвали в первые школьные годы.