– Так нельзя, Вик, они тебя убьют таким образом, – воскликнул один из мальчиков и сел по левую сторону от Виктора.
– Именно. Ты должен отказать им! Должен! – поддержал того второй мальчик, которые сел справа. Остальные наблюдали за Виктором с благоговением, но все молчали, кроме двоих.
– Крам… Кра-а-а-мор, – не шевеля губами Виктор пытался позвать темноволосого мальчика с короткой стрижкой, в такие моменты он не мог различать их по другому признаку: ему казалось, что у всех глаза просто пылают золотом, да и к тому же, ему мешала другая особенность зрения: видеть быстрее времени.
– Тише, ты пока отдохни, а мы что-нибудь придумаем. Да, ребята? – спросил тот у публики. Тот, кто сидел справа: тощий мальчик с длинными черными волосами и смуглой кожей; заскандировал, – Мы должны это прекратить. Построить план. Спасти друга. – эти дети такие наивные, – Раньше водили туда один раз, так, Вик? – тот кивнул (или сделал что-то похожее на кивок), – Так потребуем, чтобы снова сделали так. Они ведь высосут из него все соки, – обратился тот к публике. – Когда это началась, ты помнишь? Потому что мы поначалу не замечали, уж прости нас, Вик. Была бы с нами Алиса, она бы все заметила, – Мальчик замер. Все затаили дыхание. Потом продолжил. – Она бы помогла, всегда помогала. Крамор на него задумчиво посмотрел.
– Эт-то началось… – пытался выдавить из себя Виктор.
– Так, отойдите, ему покой нужен, и мы отойдем. – оборвал Крамор лежащего. Затем погладил его волосы, знал, что Виктор не любит это и все равно сделал. Юмор всегда лучшее лекарство. Хоть и специфический. Тем временем двое отошли к столу, который стоял в углу, совсем одинокий и покинутый.
– Саш, ты извини, конечно, но она пробыла то тут две недели, – прошептал Крамор собеседнику.
– Слуша-а-ай, – растянул тот, – давай без этого, а. Она ж была нашей радостью, ты сам говорил. Кто тебя читать научил? А писать, а? А кто научил меня играть на пианино? Кто это, интересно знать, веселил детей? Уж не какая-то рыженькая зеленоглазая девушка?
– А ты не маленький ли, чтобы различать симпатичных и не очень? – ответил тот.
– Мне скоро восемь будет. Это ты у нас сопляк. – ответил Александр.
– Замолчи ты. Давай лучше придумаем, как их умаслить. Может согласятся, может – нет. Но попробовать стоит. – попробовать и правда стоило, ведь когда Виктор не лежал мокрым комком бумаги, то веселил всех: на этаже находились и те, кому стукнула за двадцать, и те, кто только пошел в школу, но с десяти до восемнадцати лет здесь никого не было.
– Подожди. Не надо подлизываться. Просто пойдем и поговорим с ними, как мужчины с мужчинами.
– И с тем черным?
– Ну, если только его не будет. – ответил Александр. – Подождем немного и пойдем.
– Нечего ждать, айда-а-а. – предложил Крамор, тому ничего не оставалось.
Они двинулись к двери, по пути пожелав Виктору здоровья и благополучия в семейной жизни (очень смешно, Саша). Александр помялся возле двери, как полагается, он же ребенок, Крамор открыл дверь. Посредине холла не было никакой комнаты, так что с поста мед. сестры можно было видеть все двери в комнаты, находившихся на этаже. Они решили, что идти прямо и достойно – самый верный вариант, чтобы попросить об одолжении, пусть взрослые видят, что с ними разговаривают не черви, а люди. Темнокожий мужчина еще не ушел: сидел за стойкой и трепался с мед. сестрой. Он увидел двоих мальчиков, замолчал: направляются к нему. Ему это показалось странным, потому что дети всегда старались обходить его стороной, такое уж у него к ним отношение.
