Через несколько дней все наконец закончилось, двор опустел, только возле сарая копошились крестьяне, следившие за скотом и посевами. Свекровь, не встававшая со дня похорон сына, лежала у себя, ворочаясь и вздыхая, пока родственницы и соседки пытались разговорами отвлечь ее от мрачных мыслей.
Ускользнув из дома, Дина стояла на безлюдном берегу реки, прислушиваясь к ее привычному шуму. Легкий ветерок колыхал плотные продолговатые листья огромного орешника, знакомый горьковатый запах которых приятно щекотал ноздри. С наслаждением вдохнув полной грудью воздух, девушка прижалась щекой к шершавой коре дерева, с любопытством разглядывая хлопотливых муравьев, сновавших вверх и вниз по стволу. Бегают себе они по своим важным делам и знать не знают, что стоит только девушке пошевелить пальцем, – и пойдет кувырком их налаженная муравьиная жизнь. Так и человек: до последней минуты он верит, что перед ним лежит светлая и необозримая даль жизни, но вдруг падает замертво, покорный тайной воле непостижимого провиденья.
Девушка отстранилась от дерева. Нестерпимый крик мучительно умиравшего мужа снова раздался в ушах, и ее глаза заволоклись туманом, но где-то в глубине души уже прорастало ликующее чувство радости и обновления, ведь тоскливое замужество закончилось, а впереди еще целая жизнь! Улыбнувшись сквозь слезы, она сбросила коротко звякнувший бисером платок, отвела назад упавшие на грудь тяжелые черные косы и, раскинув руки, закружилась стремительно и легко – широкая крона векового дерева зеленым узорчатым пологом поплыла перед глазами, кое-где вспыхивая пятнами пробившихся сквозь листву солнечных бликов. Орех в плотной упругой оболочке, сорвавшись с ветки, с треском ударил погруженную в мечты девушку в подставленный лоб и, отскочив, упал под ноги, отделившись от кожуры, бледно-зеленой снаружи и глянцево-черной изнутри. Вздрогнув от неожиданности и оступившись, Дина упала на траву, смеясь над своей неловкостью, и вдруг увидела того, кто был невольным виновником последних событий ее жизни. Изможденный, исхудавший, оборванный, беглец сидел в нескольких шагах от нее в густых зарослях кизила и обреченно смотрел ей прямо в глаза. Потирая ушибленный лоб, забыв подняться на ноги, Дина удивленно уставилась на него и, помогая себе жестами, спросила:
– Ты здесь? Почему?
Он кивком показал на вытянутую ногу с обернутой грязными тряпками ступней и невесело усмехнулся:
– Не успел далеко уйти… Торопился…
Поднявшись, Дина надела платок, отряхнула юбку и, хмуря тонкие подвижные брови, быстро приняла решение. Она помогла встать беглецу и, сгибаясь под его тяжестью, с трудом прокладывая дорогу в непролазных кустах, дотащила до укромного места, закрытого от посторонних глаз заросшими жгучей крапивой валунами, и, кое-как устроив его, побежала домой.
Вечером Дина осторожно пробралась к нему через кукурузное поле, взяв с собой бурку для защиты от дождя и ночной прохлады и узелок с едой. Шайтан, увязавшийся за ней, залаял было на незнакомца, но, прикормленный его рукой, прижал уши к голове и заискивающе завилял хвостом, густо облепленным цепким репейником
Беглец жадно проглотил кукурузную лепешку и, взяв кусок вяленого мяса, показал на плотные ломти пасты:
– Что это?
– Пшено, каша, ее едят с мясом…
Растерев ему опухшую ступню яичным желтком, Дина крепко стянула ее повязкой и, прихватив по дороге для отвода глаз несколько кукурузных початков, вернулась домой.
