Он натянул джинсы, футболку, куртку. Пытался вспомнить, когда в последний раз по-настоящему заботился о себе. Не мог. На секунду задержался у зеркала в прихожей. Там смотрел на него человек с усталыми глазами, с небрежно растрёпанными волосами, с сутулой спиной. Не мачо с вечеринок. Не покоритель сердец. Обычный человек. Разбитый. Уставший. Он поправил куртку и вышел на улицу.
Холодный воздух ударил в лицо, пробрал до костей. Он втянул голову в плечи и медленно потащился по тротуару. Каждый шаг давался с усилием, как будто асфальт под ногами стал вязким. Он шёл, как пожилой человек, которого жизнь придавила своими заботами и который знает: если сейчас сядет на скамейку – уже не встанет.
Кафе было недалеко – всего два квартала. Но для него это был целый марафон. Наконец, он добрался. И, цепляясь за остатки достоинства, уселся за столик на улице, где было прохладнее, но где можно было спрятаться от излишне бодрых людей.
Мир вокруг казался ярким, шумным, неправдоподобно живым. А он – чужим в этом празднике жизни. Он положил локти на стол и уткнулся в ладони. Потом медленно выпрямился, когда к нему подошла официантка с блокнотом и улыбкой "мы вам рады".
Но улыбки были не для него. Он это понял слишком хорошо.
Кофе поставили перед ним быстро. Он поблагодарил официантку кивком и обхватил чашку обеими руками, словно пытаясь впитать её тепло сквозь кожу. Первый глоток был резким, горьким, обжигающим. Горечь легла на язык плёнкой, расползлась по горлу. Он кривился, морщился – но пил. Пил, будто горечь могла очистить его изнутри.
Прохожие спешили с бумажными стаканами кофе, с пакетами из супермаркетов, с телефонами у уха. Девушка в светлом пальто, улыбающаяся в трубку. Пожилой мужчина, кормящий голубей с ладони. Подростки, смеющиеся без причины.
Все шли куда-то, бежали за чем-то. И только он сидел – вросший в этот стул, в эту улицу, в эту горечь. И тогда, словно откуда-то из глубины памяти, всплыла мысль. Тихая, точная, болезненная.
«Ты прожигаешь свою жизнь.»
Слова матери – не обвиняющие, не злые. Просто констатация факта. Просто истина, которую уже невозможно было спрятать за шумом вечеринок и блеском машин.
Даниэль сжал чашку сильнее. И вместе с этим эхом всплыло другое имя. Анна. Та, кто когда-то смотрела на него так, будто он был всем. Та, кто не пыталась его переделать, не спасала – просто любила. Молча, терпеливо, с лёгкой улыбкой. И он… Он сам выкинул это из своей жизни. Отказался. Убежал.
"Анна была лучшим, что у тебя было."
Мать не говорила это напрямую. Но теперь он слышал смысл в её словах, который тогда упрямо отказывался понимать.
"Лучшее – и ты его отпустил."
Он сделал ещё один глоток кофе. Горечь показалась не такой обжигающей. Она стала почти родной. Он отвёл взгляд от улицы, уткнулся в чашку. Как будто в ней можно было спрятаться. От памяти. От вины. От себя.
Он сидел, медленно потягивая кофе, и смотрел на улицу.
Люди спешили мимо, словно нескончаемая река лиц и жестов. Каждый – своя история, своя боль, свои радости. Иногда среди них мелькало что-то до боли знакомое. Вот – её улыбка. Та самая, тёплая, непредсказуемая. Улыбка, за которую он когда-то готов был мир перевернуть.
Вот – тот задорный смех, лёгкий, неуловимый. Смех, который стоил всех тех лёгких знакомств, всех пустых вечеров, всех одинаковых фраз в клубах.
Все те девушки, что когда-то стояли вокруг него, были словно отпечатанные на одном принтере. Одинаковые улыбки, одинаковые движения, одинаковые желания. Красивые оболочки без света внутри.
