Глава 4.
Страшный понедельник.
Даниэль проснулся от звона в ушах. Голова гудела так, словно в ней маршировали тысячи крошечных барабанщиков, не знающих усталости. Каждый звук – скрип кровати, стук сердца, дыхание – отдавался гулом в висках.
Даниэль зажмурился, но от этого стало только хуже. Комната качалась, будто он всё ещё был на палубе после ночной пьянки.
Попытался встать – и тут же плюхнулся обратно, тяжело выдохнув. Тело было чужим: вялым, набитым свинцом. Руки дрожали, как у старика. Он нащупал телефон на прикроватной тумбочке, с трудом сфокусировал взгляд на экране. Понедельник. Рабочий день.
Прекрасно.
Стиснув зубы, он набрал номер начальника.
– Алло… – сиплый голос, будто сорванный где-то на дне бутылки.
– Да? – отозвался Лукас, без особого удивления.
– Приболел, – коротко сказал Даниэль.
Пауза. Потом усталое вздохнувшее понимание:
– Ладно. Отлежись. Пей воду. И, Даня, ну серьёзно… Хватит уже пить, сколько можно.
Даниэль не нашёл в себе сил ни для оправданий, ни для шуток. Просто нажал «отбой».
Телефон упал рядом с подушкой.
Он закрыл глаза на пару секунд, надеясь, что вместе с ними исчезнет и головная боль, и горечь во рту, и неприятный привкус реальности. Но ничего не исчезло. Только глухая пустота разливалась внутри – тяжелее, чем похмелье. И когда он снова открыл глаза, ему не оставалось ничего другого, кроме как встать. Шатко, словно старик, перебрался на край кровати и натянул на себя мятую футболку.
Понедельник встретил его пустотой в голове, пустотой в комнате – и пустотой в сердце, о которой он так долго не хотел знать.
Ледяной душ лишь на секунду вернул его в тело. Кожа покрылась мурашками, сердце билось быстро, как после короткой пробежки. Он выключил воду, вытерся наспех, накинул первую попавшуюся футболку и вышел на кухню в поисках хоть какого-то признака жизни.
Кухня встретила его тишиной. Той особой тишиной, которая бывает в местах, где давно никто не жил по-настоящему. Он машинально открыл дверцу шкафа – и увидел пыль. Тонкий слой забвения на полках, будто время само зашло сюда и аккуратно разложило свои следы.
Холодильник был почти пуст. Одна банка газировки с истёкшим сроком годности. Половина лимона, высохшего до состояния камня. Пустая коробка из-под пиццы, забытая в углу.
На столе – пустые кружки, одна с высохшими разводами кофе на дне. Он стоял посреди этой немой сцены и вдруг остро почувствовал: здесь никто не живёт. Здесь только доживают. Когда-то квартира казалась ему крепостью. Символом успеха. Глянцевыми страницами мечты. А теперь это был просто контейнер – аккуратно обставленный, но пустой. Без запаха жизни. Без следов тепла.
Даниэль провёл рукой по гладкой поверхности стола, подняв лёгкое облако пыли. Отдёрнул руку, как будто обжёгся. Он порылся в ящиках. Ничего. Только бумажки, старые салфетки и какой-то рекламный буклет с акциями на бытовую технику.
Желудок свело от голода. Он вздохнул – медленно, тяжело. Будто не ему тридцать с небольшим, а девяносто, и вся жизнь прожита кем-то другим – тяжело, на износ, без передышки. Он пошёл одеваться, чувствуя, как каждое движение отзывается скрипом в суставах. Хотя бы в кафе. Хотя бы туда, где ещё делают вид, что жизнь – это кофе, булочки и лёгкая музыка.
