Гельсингфорсские перезвоны - страница 3

По тропинке, ведущей от церкви в город, медленно удалялась фигура в длинном сером плаще… Колокола грустно смотрели вслед и молчали, и слушали тишину – вокруг… и в самих себе.

А она уже тут как тут! Прыг-прыг, с ветки на ветку, с дерева на дерево, царап по стволу… и вниз, на травку. Маленькая, пушистохвостая, с глазами-бусинками, приходящая в какое-то особенное волнение и движение, когда бьют колокола. Ее совершенно не тревожит ни громкость звучания, ни какие-либо сотрясения воздуха. Она приближается почти вплотную к колокольной стойке и много раз пробегает под колоколами, туда-сюда, туда-сюда, словно в неком танце, целиком подчиняясь звукам!

«Вот, у меня и поклонница появилась, – думает звонарь, наблюдая за скачками и пробегами лесной гостьи, – белочка-распевочка, белочка-звонарочка! Как слышит ритм и как красоту чует!»

И вновь звучат, заливаются колокола. Зеленые кроны сосен и берез окружают православный храм и звонницу со всех сторон, но не скрывают от глаз звонаря четко проступающую сквозь них ярко-синюю полоску неба и плывущие облака.

А в голове мастера рождаются все новые и новые ритмические фигуры, и узоры, которые тут же воспроизводят умелые и натренированные годами руки. Благовестник, как всегда, четко отбивает такты, живя вроде бы своей отдельной жизнью, на самом же деле выстраивая мерный поступательный ход всего звона. И вовлекается душа в этот удивительный процесс импровизации, и уже вся она охвачена колокольной композицией, тем простым, почти стихийным звучанием, которое рождается в процессе общей молитвы и взаимодействия колокольного ансамбля и звонаря.

А что же происходит с пушистой гостьей? Пробежав по средней перекладине стойки, чуть не касаясь колокольных языков, создающих трели и трезвоны, белка спускается на лавку и что-то ищет. Вот и медная баночка с синей крышечкой. Крышка лежит в стороне, в баночке несолёные арахисовые орешки.

Какое-то время белочка-поклонница звонарского искусства еще находится во власти звона и не приступает к трапезе. Потом не выдерживает. Цок-цок, орешек за орешком исчезает из баночки, только шелуха отлетает в сторону. В цепких коготках лесной гостьи крепко сидит лакомый круглыш, а острые зубки быстро-быстро стачивают каждый орех сверху донизу…

Пора и звонарю прерваться. Обеденный час. Время бежит незаметно…

В плеске волн своя мелодия, свой ритм.

Звонарь любил сидеть на берегу моря, на каком-нибудь отшлифованном плоском камне, смотреть в открытое водно-серебристое пространство и слушать стихию. Плавно накатывает волна-плеск! – пенится у берега; за ней – вторая, третья… плеск-плеск… и все с одним и тем же интервалом, с одинаковым шуршанием о прибрежную гальку. Прилив-отлив, снова прилив… Кажется, что море тихо мурлычет самому себе что-то под нос, не обращая ни на кого внимания. «Плеск-плеск, прилив-отлив…»