Ген Z. Без обязательств - страница 12

– В какой шкатулке, говоришь, лежит твое колье?

Вероника Кирилловна отмахнулась. Именно из-за язвительного Катиного языка она не была способна испытывать к ней нежных чувств. Возможно, она, пропустившая первые десять лет жизни своего единственного ребенка, не могла смириться с тем, что эта язвительная, циничная, нелюдимая девочка и правда была ее дочерью – отражением самой Вероники Кирилловны, которое до того детально показывало ее неприглядные черты, что женщина отказывалась их принимать.

Сколько бы Дарья Павловна ни пыталась копировать французское изящество, во всём у нее получалась английская чопорность, а порой и простое русское барство. Тонким вкусом она не обладала. Для нее все было хорошо, что таковым считалось среди людей ее класса и прежде ее эстетические вкусы вполне удовлетворяли золотые унитазы. Она и французов-то копировать начала только после знакомства с Вероникой Кирилловной и Катей и вот уже три года даже во сне размышляла о том, как бы половчее вылепить из Софии такую же кроткую и тонкую девушку, какой становилась Катя каждый раз, когда разыгрывала из себя идеальную дочь.

Удивительно в этом было то, что София, прекрасно понимая, откуда растут ноги бзика ее матушки, так сильно докучавшего ей, все же не возненавидела Катю. Она была из тех прекрасных людей, которые предпочитали бить по крапиве палкой, а не выкапывать ее. Сколько бы она избежала нравоучений, если бы только ей удалось сбить с Кати нимб, который водрузила на ее голову Дарья Павловна! Но она не пыталась. Можно с уверенностью говорить о том, что такая мысль даже не посещала Софию, потому что голову Кожуховой она видела в том же божественном блеске. Они не были близки, и, обмениваясь дежурными приветствиями, Катя все также держала перед собой сложенные на поясе руки и кротко улыбалась.

– София, – они обнялись, и Катя, мягко удерживая в своих руках ее оголенные предплечья, сказала: – Ça fait longtemps^>6!

– Уи, уи, – ответила девушка, и Катя с затаенной насмешкой подумала, что это ее «уи-уи» до сих пор напоминает поросячий визг. София всегда была очень слаба в языках, и, сколько бы Дарья Павловна ни пыталась ей насаждать любовь к французскому, та так и не достигла в нем успехов, зато ненавидела всей душой. – Давненько.

За сестрой, оставив отца на попечение хозяину дома, почти сразу пришел Саша, тоже ничуть не меньше страдавший от существования Кати в жизни их матери, но по другим причинам.

За Охотниковыми и Перовыми потянулись Мамзины, Лесковы, Бородачевы, Городенко. Искренне, без напускной бравады приезду гостей был рад, казалось, только Сергей Анатольевич, предчувствовавший возможность в скорейшем времени убежать из женского общества в Синий зал. Он, конечно, любил и жену, и дочь, но терпеть этих мегер в его возрасте и с его работой положительно не было сил. Особенно невыносима была его супруга, следившая орлиным взором за каждым гостем, прощупывая их на предмет вкуса в одежде и манерности. Вероника Кирилловна не смогла бы пережить, заметив среди приглашенных людей небрежность. Она слишком высоко себя ценила. Этот цепкий взгляд чувствовал каждый гость, и даже самые матерые из них, как Сергей Анатольевич, ждали, когда их позовут наверх попробовать «лучший французский бренди», «настоящий армянский коньяк», «шикарный островной скотч». По заведенной традиции, они дождались приезда всех гостей, и, выждав, пока последний из них поздоровается с его супругой и дочерью, Сергей Анатольевич громко объявил о недавнем пополнении своего минибара, в котором от «мини» были только рюмки в морозилке и те чрезмерно пузатые.