Ген Z. Без обязательств - страница 17

Таков был человек, живший только ради себя.

– Жизнь ничего не стоит без риска.

– Ты не можешь жить так всегда.

– Почему?

И правда, почему? Петя не смог бы дать вразумительный ответ и затолкнул в рот кусок пиццы. Человек не может жить так, как хочет, особенно если он хочет того, что в глазах общества является симптомом асоциального расстройства, – иначе его должны лечить. Петя усвоил это от родителей, а те от своих родителей, а те от своих, однако времена изменились, и пришла эпоха диссидентов. Петя чувствовал себя неспособным спорить с Димой. Они принадлежали разным поколениям, да и Петя понимал, что общество очень много задолжало этому мальчишке. Пусть резвится, пока не перебесится. Но перебесится ли?

Все это поколение нуждалось в серьезной психиатрической помощи.

– Как на работе дела? – спросил Петя.

– Фриланс тебе о чем-нибудь говорит?

– О том, что ты безработный?

Терехов фрилансом подрабатывал, когда была нужда, и не относился к таким заработкам серьезно. Для Димы же это был единственный вид заработка, не накидывавший на него ярма.

– Ха-ха. У тебя самого-то что?

– Ну слушай.

Тут у Пети зазвонил телефон. По его лицу, тут же выразившему и тревогу, и надежду, и обиду, и испуг, Дима понял, кто звонит.

– Петь, выруби его.

– Я не могу, вдруг, что срочное.

– Петь, – надавил Дима. – Выруби его.

Терехов скорчил такую жалостливую физиономию, что Диме оставалось только махнуть на него рукой. Петя взял трубку и выбежал с торопливостью подростка, не желающего говорить с девочкой при маме. Отчасти так и было. В присутствии Димы, встречая его прямой взгляд, мало изменившийся с тех лет, когда он был пацаненком, и холодную логику, идущую вразрез со всем, что мило человеку, Петя ощущал себя куда моложе своих лет и стеснялся Димы, как если бы он был старшим товарищем, готовым вздуть его по любому поводу. Терехов не мог не признаться себе и в том, что он побаивается за этого парня. В том, с каким вызовом Дима относился к жизни, было много решительности самоубийцы.

Когда Терехов вернулся, первое, что бросилось Диме в глаза, это то, как он осматривает стены в поисках часов. «А поводок-то не длинный», – подумал Дима, но никак это не прокомментировал. Когда Пете надо было уйти, он уходил.

Проболтав с полчаса, Петя поднялся со своего места. Дима молча протянул ему руку. Они тепло попрощались так, словно Терехов вовсе не бросал его внезапно ради своей девушки, доставлявшей ему много мучений и все же являвшейся той, к кому он хотел вернуться. Дима знал, что в мире есть много такого, что он, возможно, не поймет никогда, так почему же поведение его друга не могло быть одной из таких вещей?

Он надел свою крутку, перебросил через плечо сумку и, взяв с собой бокал, вышел на террасу. Ему повезло – в этот самый момент два парня как раз отходили от края, и Дима встал на их место. С террасы открывалась панорама всей Лубянской площади: слева подсветкой мигал ЦДМ, справа вечно строящийся Политех, в лоб нападало рыжее здание органов безопасности, а внизу, в самом центре площади горела ВТБшная елка с огромными синими шарами. От нее шатром расползались бледно-желтые гирлянды, и, по мнению Димы, это все было как-то перебор – весь город превратился в сплошную горящую реку, и за подсветкой нельзя было ничего разглядеть.

На Красной площади забили куранты. Перезвон колоколов напомнил Диме звонницу в кремле родного города, а вслед за этим воспоминанием обозначились и менее приятные вещи из его детства.