Генезис личности. Теория и эксперимент. 2-е издание, исправленное и дополненное - страница 20
Таким образом, необходимо четко различать реальный мир как нечто «в себе» единое и тот субъективно-деятельностный мир, который человек создает актом своего мышления и действия. А это значит, что способность к активности и самодвижению мы должны признать как фундаментальное свойства мира наравне со свойством материальности, и ни один из объектов мира не может быть a priori лишен «внутреннего». Конечно, в сравнительно-эмпирическом плане мы можем сопоставлять отдельные системы по степени выявленности их «внутреннего», по степени их активности и спонтанности, проводя искусственную и опять-таки эмпирическую границу между живым и неживым, обладающим психикой и не обладающим ею; при этом, однако, не следует забывать именно об эмпирическом и искусственном характере этой границы. Точно так же, отождествляя понятие природы с понятием материи, с «миром вещей», лишенных внутреннего, надо помнить об искусственности такого отождествления и не принимать специально введенную абстракцию за свойство мира «самого по себе».
В Новое Время отчетливое понимание категории саморазличения как источника всякой активности мы встречаем уже у Якова Бёме (1585–1624 гг.), который рассматривает бога как некое первичное единство, различающее в себе себя и природу. Согласно Бёме, лишь различение добра и зла, свободы и необходимости, движения и покоя придает миру качественное своеобразие и динамику. Именно противоречие, внутреннее саморазличение вещи порождает в ней потребность, нужду и стремление (см. Фейербах, 1974-а).
У Декарта принцип саморазличения как способ существования активного деятельного субъекта есть имманентная характеристика cogito. Однако, как уже отмечалось, именно Декарт совершает первый шаг на пути отождествления природы с миром вещей. Ошибочна здесь, разумеется, не сама по себе абстракция природы как мира вещей, а ее абсолютизация, превращение ее из абстракции в характеристику мира «самого по себе».
Напротив, Лейбниц полностью восстанавливает «право» признания за любым объектом чувственного мира способности к саморазличению, введя понятие силы или монады (Лейбниц, 1899, 1936; Соловьев, 1904; Фейербах, 1974-b). Монада Лейбница – это субъект, способный к саморазличению и активности, индивидуализованной единство пассивного и активного начал, это своеобразный «квант» мира, образующий его структуру на всех уровнях развития. Для Лейбница сознание как активное психическое начало лежит в основе всего бытия, хотя степень выраженности этого начала может быть разной. Так, он выделяет простую монаду, не обладающую явно выраженным сознанием и памятью, душу – монаду с ощущением и памятью и дух – монаду, обладающую самосознанием и рефлексией. Хотя в полной мере сознание выступает лишь на уровне духа, в зачаточном состоянии в виде ощущения удовольствия и боли оно имеется уже на уровне души и даже простой монады. «Где другие перестают мыслить и различать, – пишет Фейербах, – там Лейбниц начинает по-настоящему видеть; материя для него не только делима, но и действительно разделена до бесконечности; что другим представляется неупорядоченной мертвой массой, там он уже усматривает упорядоченную жизнь, в каждой капле воды – пруд, полный живых существ; даже в чашке кофе для него пенится чаша бесконечной жизни. Для него нет ничего мертвого, неорганического в физическом мире» (Фейербах, 1974-b, с. 126–127).