Авария на Чернобыльской АЭС и её ликвидаторы
В 01:23:47 в субботу, 26 апреля 1986 года, произошла авария на Чернобыльской атомной электростанции, взрыв разрушил четвёртый энергоблок АЭС.
Чернобыльская авария стала событием большого общественно-политического значения для нашей страны. Поэтому и расследование её причин происходило непросто. Специалисты так и не достигли единого мнения о точных причинах аварии, версии разных атомщиков оказались сходны в общих чертах и различались в конкретных механизмах возникновения и развития аварийной ситуации.
Первым государственным документом, принятым уже в день аварии, было Распоряжение Совета министров СССР № 830 рс от 26 апреля 1986 года. Для расследования причин аварии на Чернобыльской АЭС образовалась правительственная комиссия во главе с заместителем председателя Совета министров СССР Б. Е. Щербиной.
Комиссии было поручено доложить Совету министров СССР «о результатах расследования указанной аварии и о принятых мерах, а также об оказанной помощи пострадавшим».
Позже Борис Евдокимович расскажет: «…Мне тогда и в голову не приходило, что мы двигаемся навстречу событию планетарного масштаба, событию, которое, видимо, войдёт навечно в историю человечества, как извержения знаменитых вулканов, гибель Помпеи или что-нибудь близкое к этому»[6].
29 апреля была образована Оперативная группа Политбюро ЦК КПСС по вопросам, связанным с ликвидацией последствий аварии на Чернобыльской АЭС, которую возглавил член Политбюро ЦК КПСС, председатель Совета министров СССР Н.И. Рыжков.
В. И. Щербакова забрали и отправили в Чернобыль прямо с Красной площади. Что там происходит, никто не понимал.
Щербаков В. И.: «Впервые я получил билет на вторую трибуну. Любуюсь зрелищем, вдруг ко мне подходят два крепких молодых мужчины к штатском. Удостоверившись, что я Щербаков, предлагают пройти с ними. На вопрос: «Куда?» Отвечают коротко: «Вам объяснят!»
Один становится передо мной, другой сзади, таким строем идём к Спасской башне. В голове навязчиво вертится только одна мысль: «Что я успел такого совершить, что меня забирают прямо с Красной площади?!» Однако до караульного помещения меня не довели, а повернули к зданию Совмина. И вскоре я оказался у кабинета заместителя председателя Б. Е. Щербины. Секретарь не заставила ждать, кивнула: «Заходите».
У Бориса Евдокимовича шло заседание. Я пытался понять, о чём речь и вскоре догадался, что где-то на Украине произошёл какой-то взрыв и готовится группа для выезда туда. После того, как понял, что и меня в неё решили включить, полегчало: “Значит не арестуют! Во всяком случае не сейчас!” Всё-таки попасть на чужую аварию не так тягостно, как пережить свою!»
Рассказывали, как корреспондент одной из западных телекомпаний вела репортаж из центра Киева. Она бодро рассказывала зрителям: «Я нахожусь почти в эпицентре аварии, ничего ужасного здесь не видно, разрушений нет!»
Есть смысл сделать небольшое отступление и процитировать банкира Виктора Владимировича Геращенко, бывшего тогда заместителем председателя Внешторгбанка СССР.
Геращенко В. В.: «Работа на международном рынке требовала постоянного отслеживания изменения ситуации. Мы должны были постоянно читать иностранные журналы и газеты, сообщения “Рейтер”, поэтому для нас не было секретов, в частности, и о трагедийной ситуации в Чернобыле. Мы сразу поняли масштаб катастрофы и ждали адекватной реакции советского руководства. И были удивлены молчанием. На первомайскую демонстрацию, проходившую через несколько дней после аварии, как ни в чём не бывало, во всех городах Советского Союза, даже в Киеве, вывели людей. Я на Красную площадь не пошёл – решил посмотреть на поведение вождей по телевизору. День был холодный, руководители были в плащах, приветствовали с трибун ничего не подозревающих соотечественников. И вдруг я вижу, как Михаил Сергеевич, намахавшисъ руками, вынул платок и утёр им лицо. Я сразу вспомнил фильм “Мёртвый сезон”. Там ловят доктора Хасса, который травил газом узников концлагеря. У этого типа была привычка: когда он нервничал, то вытирал платком лицо. Меня просто озноб прошиб— насколько картина была похожей. На месте Баниониса, исполнявшего роль нашего разведчика, я бы сразу записал Горбачёва в основные подозреваемые!»
