Его ночная беседа с чекистом закончилась совершенно неожиданно: Васильеву позвонили, он внимательно выслушал собеседника, покачал головой, и, захлопнув телефон, сообщил Максу: только что спецназ вошел в Театральный центр. Большая часть заложников спасена, сейчас их развозят по больницам. И об этом вполне можно сообщить редактору – ли кто там у них отвечает за информацию. Сенсации, конечно, не будет – факты вот-вот станут известны всем, но, может быть, Зимин опередит своих коллег на час-другой. Макс, разумеется, тут же набрал дежурного редактора, продиктовал ему все, что услышал, получил в ответ: «Ну, ты крут, Зимин, отлично сработал». Васильев тут же между делом спросил: «Ну, куда теперь? По больницам поедешь?» На что Зимин откровенно ответил: нет, смысла никакого, туда сейчас дружно ринутся все те, кто дежурил около театрального центра, а значит – нечего ловить. Васильев одобрительно ухмыльнулся – видимо, это должно было означать «растешь, юноша» – и предложил встретиться через несколько дней, чтобы «поговорить серьезно о будущем». На этом они и расстались. Однако по пути к метро Зимин передумал – и все же поехал в больницу, правда, с другими намерениями.
…Тень замерла после очередного поворота – Максим вздохнул, поймав себя на мысли, что всякий раз его встречи – и деловые, и личные – с Вадимом Стрельниковым проходят совершенно не так, как хотелось бы ему, Зимину – и заглянул внутрь.
Вадим был занят – прямо перед ним стояла навытяжку девушка в белом халате – медсестра – и, заворожено глядя на Стрельникова, комкала в руках какую-то бумажку.
– Я почему должен повторять, не понял? Как тебя там – Зина? Во, блин, удружили родители… Я что, тихо сказал? Хромченке обезболивающее отменить.
Вадим повернулся к двери – Зина с удивительной синхронностью сделала то же. Стрельников махнул Максиму:
– Давай, заходи, че замер, как беременность? Сейчас мы с дамочкой вопрос решим, две минуты еще.
Зина подала голос – он оказался крайне робким:
– Но ведь, Вадим Владиславович… Ведь у Хромченко же – вы ведь объяснили сами – намечается гангрена, надо срочно резать… А как… отменить… обезболивающие…
– Так, дорогая Зина, объясняю единожды – и только потому, что неудобно в присутствии золотого пера русской демократии ругаться матом. Этот придурок гангренозный от обрезания отказывается, извиняюсь за корявый каламбур, наотрез. Я его уговаривать не буду. А вот обезболивающие мы ему отменим. Я так полагаю, часа через три взвоет и будет со слезами операцию просить. Теперь понятно, тормоз по имени Зина?
Девушка даже не обиделась. Заморгала с восхищением, чуть в ладоши не захлопала:
– Да, да, Вадим Владиславович, я поняла. Вы… Ну, вы супер просто!
– Все, хватит, иди. Да, подожди. С завтрашнего дня откликаешься на кличку «тормозина».
Зина хихикнула и исчезла за дверью.
Максим заметил:
– Жестковато ты…
– В смысле? – искренне не понял Стрельников.
– Ну, и с девушкой грубо как-то. И с пациентом неласково.
Вадим моментально вскипел:
– Ты че, я не понял, собрался меня профессии учить? Ну пошли, раз ты такой спец – дам тебе скальпель, отрежешь вместо меня ногу. Че, нет? Ну и тихо сиди тогда.
Зимин засмеялся – он давно привык не обращать внимания на эти вспышки. Теперь перейти к делу было даже легче. Начал он с места в карьер:
– Слушай, Вадим, к вам же привозили с Дубровки пострадавших?
Стрельников моментально нахмурился и насторожился.
