Вечером того же дня состоялась вторая читка «Бани» на заседании Художественно-политического совета театра Всеволода Мейерхольда. Пришли послушать пьесу также театральные актёры и некоторые писатели: Валентин Катаев, Юрий Олеша, Михаил Зощенко, Семён Кирсанов.
Перед тем как начать читать, Маяковский предупредил собравшихся, что «Баня» оказалась «длиннее» предыдущей пьесы («Клопа»):
«Там было 60 страниц, здесь – 90. Текстом дополнено то, что там занимала музыка: это сделано мною с устремления удешевить спектакль и из ненависти к музыке».
И поэт начал читать.
Валентин Катаев (в «Траве забвения») вспоминал:
«Сняв по своему обыкновению пиджак и повесив его на спинку стула, Маяковский развернул свою рукопись – как Мейерхольд любил говорить: манускрипт, – хлопнул по ней ладонью и, не теряя золотого времени на предисловие, торжествующе прорычал:
– "Баня", драма в шести действиях! – причём метнул взгляд в нашу сторону, в сторону писателей; кажется, он при этом даже задорно подмигнул».
Актриса Мария Суханова:
«Маяковский читал сидя и даже не так громко, как обычно, перекинув ногу на ногу, жест был не очень широк, только иногда – правой рукой, в левой – экземпляр пьесы».
Валентин Катаев:
«Он читал отлично, удивив всех тонким знанием украинского языка, изображая Оптимистенко, причём сам с трудом удерживался от смеха, с усилием переводя его в однобокую улыбку толстой, подковообразной морщиной, огибающей край его крупного рта с окурком толстой папиросы "Госбанк "».
Как видим, Маяковский ещё курил (если, конечно, Катаев не запамятовал – ведь книга «Трава забвения» писалась десятилетия спустя после той «читки»),
Михаил Зощенко:
«Это было триумфальное чтение.
Актёры и писатели хохотали и аплодировали поэту. Каждая фраза принималась абсолютно. Такую положительную реакцию мне редко приходилось видеть».
Мария Суханова:
«Почему мы так смеялись до слёз? Был большой дар актёрский у Маяковского! Ведь каждая роль была им подана в чтении так выразительно, все взаимоотношения вычерчены до точки, выпукло. Он говорил актёрам: "Мои пьесы нужно читать, а не играть". Если бы актёры овладели таким чтением, каким обладал сам Маяковский! Он читал – и всё рисовалось воображению».
Валентин Катаев:
«После чтения, как водится, начались дебаты, которые, с чьей-то лёгкой руки, свелись, в общем, к тому, что, слава богу, среди нас наконец появился новый Мольер».
Эта «лёгкая рука» обнаружилась всё у того же Всеволода Мейерхольда, который сказал примерно то же самое, что говорил накануне:
«Такая лёгкость, с которой написана эта пьеса была доступна в истории прошлого театра единственному драматургу – Мольеру…
Если бы меня спросили: что эта пьеса – событие или не событие? – я бы сказал, подчёркивая: это крупнейшее событие в истории русского театра, это величайшее событие, и нужно прежде всего приветствовать поэта Маяковского, который ухитрился дать нам образец прозы, сделанной с таким же мастерством, как стихи…
В этой вещи ничего переделать нельзя, настолько органично она сделана».
И всё же обстоятельного обсуждения пьесы, которого так ждал Маяковский, не произошло, так как до её читки собравшиеся выслушали два доклада, посвящённых текущей жизни театра и обсудили их. Народ устал. Выступил только один из членов Худполитсовета – М.Е.Зельманов, которому появление в пьесе Фосфорической коммунистки показалось чересчур фантасмагоричным, неестественным. Он высказал также сомнения в необходимости третьего акта пьесы («
