«Да ты его и не увидишь. Все это юридические штуки. Какой-нибудь советник ткнет пальцем в официальные бумаги и вручит тебе перо, вот и все. Размечталась – чтобы к тебе снова снизошел сам король!»
Подумав так, графиня вдруг загрустила. Что ни говори, Филипп прирожденный монарх: в его присутствии никакой другой мужчина будто не существовал. Все взоры невольно обращались к нему, его голоса, даже тихого, было невозможно ослушаться. Если дворянин, да любой человек в государстве, должен был кому-то служить, повиноваться и хранить верность, то только такому человеку.
Прочитав краткую записку, которую передал ей Эдвард, Вивьен заметалась. Платье казалось ей неподходящим для аудиенции, прическа тоже представлялась слишком скромной для появления при дворе, но и заставлять королевского посланника ждать было немыслимо. Марианна заверила сестру, что та выглядит вполне достойно, и принесла ей дорогую кашемировую шаль, которую предложила накинуть поверх платья. Эдвард извинился, что не может с ней поехать, не может сейчас оставить лабораторию. От поддержки Марианны Вивьен отказалась сама, ведь пригласили ее одну, и что толку во дворце от девушки, еще менее искушенной, чем она сама!
И вот Вивьен сидит в экипаже, кутаясь в шаль, сжимая в руке записку, предписывающую графине Рендин явиться во дворец, и гадает, чья рука начертала эти скупые строки. Советник или помощник, может, тот плюгавый секретарь, которого они видели накануне свадьбы Марианны и Эдварда. Да, вероятнее всего.
Экипаж остановился. Дверца открылась. Вивьен предложил руку один из королевских гвардейцев, и она, подхватив юбки, выбралась на мощенный полукруглыми камнями двор. Растерянно огляделась. Что делать дальше, она не знала. Карета уехала.
– Вас ждут? – уточнил гвардеец, помогавший ей спуститься с подножки.
– Да. За мной даже прислали экипаж. Но…
Она помахала в воздухе запиской. Гвардейцы переглянулись. К счастью, к ним уже спешил давешний секретарь. Возможно, он – или его прислужники – увидели экипаж из окна.
– Графиня Рендин, – запыхавшись, приветствовал он ее; она сделала реверанс молча, поскольку не знала ни его имени, ни его титула, и протянула ему бумагу. – Ваше сиятельство. Пройдемте со мной.
Вивьен последовала за ним. Двери перед ними распахнулись будто сами собой, потом секретарь заторопился вверх по лестнице с широкими мраморными перилами. Так они добрались до второго этажа, где, миновав тесную приемную, наконец вошли в просторный кабинет. Хотя в коридоре стояли гвардейцы, Вивьен уже уверила себя, что ее ожидает какой-нибудь крючкотвор с документами, – но за широким письменным столом у большого окна сидел сам король.
Она замерла у порога. Подняв на нее глаза, он встал, и она присела в реверансе, скромно опустив ресницы.
– Благодарю вас, что отозвались на мою просьбу и приехали немедленно, графиня, – сказал Филипп тем самым приглушенным голосом, от которого у нее бежали по спине мурашки.
Просьбу? Короли не просят – они приказывают. Им достаточно выразить пожелание, чтобы все сбились с ног, выполняя его.
– Как вы себя чувствуете сегодня?
– Благодарю вас, ваше величество. Меня взволновала ваша неожиданная… просьба. Я спрашивала себя, как это можно объяснить.
Вивьен прикусила язык. Ее спросили о самочувствии – разумеется, из вежливости. Но она успела так перенервничать, что наговорила лишнего.
– Вот как? – Король улыбнулся, буквально уголками губ. – И какие предположения у вас возникли?
