Азраил вздрогнул, воображение смущенно потупилось и отлетело.
– Азраил, ты не узнаешь меня? – Девушка улыбнулась.
– А-а-а. – Азраила будто бы что-то душило, что-то рвалось с языка, неведомое, тайное, совсем не подходившее для данной минуты. – Сола, – вымолвил он наконец, – я…
– Я вижу. Не совсем понимаю, но вижу. Впрочем, уже обычное дело. – Сола покачала головой. – Но вот что, – добавила она громко, – моя пьеса разрешена к постановке. Послезавтра приступаем к репетициям. Роли, конечно, уже разобраны: тебе, как ведущему актеру, Вальсам отвел одну из лучших, на мой взгляд. – Сола замялась: она хотела что-то добавить, но не решалась. Наконец она выговорила. – Вальсам ждет от меня режиссерского подвига: хочет, чтобы я вами руководила.
– Неудивительно, Сола, это же – твоя пьеса. Никто не сможет распорядиться ею лучше автора.
– Думаешь? – Неуверенно спросила девушка.
– Конечно, – кивнул Азраил. – Когда, говоришь, предварительные читки?
– Азри, ты сделался глух, и не только к словам моим», – произнесла Сола вдруг изменившимся тоном.
– О-о-о, не стоит. Если бы ты знала, какие чувства бродят во мне, пытаются вжиться в мой разум, дерзают освоиться, присмотреться к душе, хотят, чтобы я дал им право на существование… – шептал Азраил страшно.
– Молчи, я все знаю! – Сола с жаром посмотрела на него.
– Знаешь? – Голос Азраила дрогнул.
– Да. Ведь я… Я люблю… – Сола запнулась, словно бы в легких ее закончился воздух, вдохнула снова и продолжала, – я люблю твою душу, слышишь, люблю! – Голос ее сорвался, она едва не плакала.
– Нет, Сола, не знаешь. Ты заблуждаешься. – Азраил на мгновение закрыл глаза. – Заблуждаешься, – повторил он – и неожиданно-бодрым деловитым голосом прибавил: – Еще увидимся, Сола.
Прежде, чем девушка успела ответить, Азраил исчез.
* * *
Звонил телефон. Заретта подняла трубку:
– Да?
В ответ прошумело нечто неразборчивое, но по тону похожее на приветствие, затем более отчетливо:
– Илвиса. Можно?
– Он ушел, – сообразила Заретта. – Только что, – добавила она быстро.
– Верните, – голос в трубке не отличался многословностью, претензии на вежливость в нем тоже не обнаруживалось, однако было в этом неразборчивом голосе что-то притягивающее, не вызывавшее ответной грубости или раздражения. – Важно, – последовало далее, как бы расшифровывая первое слово.
– Попробую, – переняла манеру краткости в словах Заретта.
Она вышла на улицу. Илвис стоял под большой липой, согнувшись над своим четвероногим, и что-то растолковывал ему вполголоса.
– Илвис, – тихо позвала Заретта.
Он обернулся.
– Тебя к телефону.
– К телефону? – переспросил Илвис настороженно. – А-а-а, наверное, это Найт, – рассуждал он, идя обратно к дому.
– Найт? – Удивилась Заретта.
– Я дал ему твой телефон, ну на случай, если что со мной… Заретта не дала ему закончить:
– Ну и прекрасно.
Они прошли внутрь. Верный четвероногий последовал за хозяином.
Илвис поднял трубку:
– Найт? Хорошо, давай.
– Что? – Заретта тревожно посмотрела на Илвиса. Тот, словно увидев это, неуверенно протянул:
– Можно, я посижу у тебя с полчаса? Найт застрял где-то неподалеку со своим мотоциклом…
– Конечно, – согласилась Заретта. – А кто этот Найт? Ты упоминал о нем, но так и не рассказывал.
Илвис откашлялся:
– Найт – мой друг. Он довольно странный. Замкнутый,
неразговорчивый, как ты, наверное, могла заметить, слова, и уж тем более, улыбки даются ему с явным трудом.
