Азраил прислонился к стволу дерева. Он хотел не обнаруживать себя, заглушить взволнованное сердце. Он тонул в ее неровном дыхании, непроницаемых мыслях, в ее мечтах, желаниях. Когда Азраил смотрел на сестру, в его голове возникала мелодия. Начинаясь всегда тихо, она становилась отчетливей и громче, пока он не растворялся в ней совершенно. В такие моменты ему хотелось умереть, но по-хорошему, не со зла, не от отчаянья, просто исчезнуть в выбранном душою едином звуке, исчезнуть безболезненно, незаметно, чтобы никто и не вспомнил после. Под влиянием прекрасной мелодии был остановлен ход его мыслей, жизнеточащая рана сознания затянулась. Не было чувств, только томительное ощущение близости к чему-то недосягаемому, тайному – и от этого страстно любимому. Фонтанирующая мелодия лилась в его душу, на мгновения стирая память.
Посетители кладбища в золотом блеске утра бросали тени. Упав на выпуклый рельеф земли, тени ломались, причудливо складывались, стелясь по ковру пожухлой травы. Азраил набрал в грудь воздуха, ему показалось, что он давно не дышал.
* * *
Лучи осеннего солнца скользили по холодным окнам, издавая что-то похожее на шипение. Гордас открыл глаза, незнакомые стены тотчас принялись разглядывать его необразумившееся существо, находя в том что-то несомненно любопытное. Как только к нему полностью вернулось сознание, Гордас принялся изучать их в ответ, но, так и не разобрав что к чему, совершенно выбился из сил.
Хэпи смотрел на записку, приклеенную к шкафу.
«Семинар молодого исследователя: «Миф как результат пересечения параллельной реальности с реальностью субъективной».
– Пропустил, – со вздохом заметил он. – Да, жаль. Хотя слишком много «реальности» на одно «миф»…
До Гордаса долетел запах только что сваренного кофе. Приятный аромат, наверняка обещающий массу удовольствий, начал хозяйничать в комнате. Гордас сделал еще одну отчаянную попытку подняться, и опять неудачно.
На этой вот, должно сказать, драматической минуте в комнату вошел Хэпи.
– День, – произнес он многозначительно.
– Что «день»? – не понял Гордас.
– Форма приветствия, – пояснил Хэпи и еще раз произнес: – День.
– Добрый… – подсказал Гордас неуверенно.
– Нет, без эпитета, – решил Хэпи. – Пойдем пить кофе, – предложил он. Квентин отправился за противоядием.
– Как я мог пить с вами… – Гордас скривился, в его словах слышались упреки, угрозы, ненависть и даже жалость.
– Не стоит так убиваться, Гордас, – рассудительно произнес Хэпи. – Ну, выпил ты с простыми смертными, ну, перепил, уснул на плечах тебя недостойных тварей. Короли, знаешь, императоры с простым народом хотя бы в жизни раз, но пировали, – все это он проговорил спокойно, просто, без тени насмешки.
Гордас оторопел.
– Издеваешься? – спросил он с подозрением.
– Да нет. Пытаюсь войти в твое положение, – с тем же спокойствием отвечал Хэпи.
– Ты же меня ненавидишь, – по-прежнему растерянно, но уже с резкой интонацией произнес Гордас.
Хэпи вздохнул:
– Опять – враги, соперники… Что с тобой делают амбиции… Это уже похоже на манию. – В голосе его послышалась заботливая интонация.
Однако Гордас не был настолько тонок, чтоб различать интонации:
– Ты здесь живешь? – наконец спросил он с брезгливым выражением лица. – Ты живешь один: ни родных, ни даже девушки?
– Совершенно верно, – кивнул Хэпи.
Отыскав наконец то, на чем можно отыграться за свое испорченное настроение, Гордас возликовал:
