* * *
– Белое поле тоже душу не спасает, – наконец проговорил Руфус. – Однако тебя я подозревал меньше всего.
Верти прервал свою игру.
– Я – лишь голос за кадром. – Он взял с пола крест и надел его на шею, принявшись рассуждать о насущном. – Если быть честным, пьеса Солы… – Верти скривил губы, и стал похожим на обиженного ребенка.
Руфус решил ему подчиниться и больше не выпадать из контекста привычных тем:
– Ты пишешь лучше?
– Да уж не хуже.
– О! – Взгляд Руфуса упал на металлический крест. – И что же это? Проповеди?
– Какая разница, что? – вздохнул Верти. – Я пишу для себя. Как только я стану писать для других, это будет означать, что я во всем разобрался, и жизнь для меня больше не представляет загадки.
– В жизни всегда должна оставаться загадка, иначе неинтересно будет жить. – глубокомысленно возразил Руфус. – Я думаю, люди начинают писать, как раз чтобы найти ответы на вопросы, а не наоборот, – добавил он серьезно.
Верти задумался:
– Возможно, ты прав. Значит, мне стоит начать писать для других. Я буду задавать вопросы, предлагать на них свои ответы, а те, кто меня станут читать – свои. И так мы добудем истину. – Пара угрожающих аккордов в верхних октавах завершила его мысль.
– Зачем тебе истина? Жизнь – это хороший фокус, зачем его разгадывать? Разве от этого люди, которым ты откроешь тайну, станут счастливее? Вдруг они решат, что смысла нет? По крайней мере, того, что они искали? А вдруг жизнь, смысл которой они наконец поймут, просто перестанет их интересовать?
– Какой ты, оказывается, философ! – Верти попытался рассмеяться, но смех его был неестественным. – Я знаю, что смысл жизни в самой жизни, в ее наличии, в драгоценном опыте, что она дает душе. Точно так же, как об этом знаешь ты.
Угольные глаза Руфуса встретились с кроткими глазами Верти и задержались чуть дольше обычного.
– Мне незачем искать этому подтверждения, но людям нужны доказательства…
– Маскируешься под святого? – не выдержал Руфус. – Выдумал себе светлую миссию?
Как раз в этот момент в зал вошли Хэпи, Гордас и Квентин. Последние держали руки сомкнутыми на груди. По их лицам можно было определить, что они едва переносили присутствие друг друга, и Хэпи тут был живой перегородкой, стеной приличия, сдерживающей их негодование.
– Уф, – выдохнул Руфус. – Ты, Верти, действительно неплохо играешь, раз я тебя раньше не вычислил. – Руфус говорил тихо, и никто из вошедших его слов не услышал.
– Да… но… – Верти поднялся с колен и громко произнес. – Теперь буду реже. Хочу, чтобы вы знали: я ухожу из театра.
– Как? Куда? – не понял Квентин.
– А вы не догадались? – пробасил Верти. – В монастырь.
Хэпи не сдержал усмешки. Пальцы Руфуса словно примерзли к клавишам, Гордас растерянно смотрел на Верти, а Квентин тщетно пытался понять происходящее.
– Верти, ты хорошо все обдумал? – В дверях показался Азраил. Верти улыбнулся:
– Да что же вы все так растерялись? Да не в монастырь же, я просто теперь буду учиться в духовной семинарии.
